– Я в курсе, что у гамадриады сложная биология. Но вот уж чего не знал, так это то, что ее можно воскресить из мертвых. – Криосон – своего рода смерть, – коротко отвечает Урсула. – Ну да… если вам угодно играть словами. И все-таки живое существо, будучи замороженным, обычно остается живым. Но ваша гамадриада таковой не осталась, я правильно понял? Она умерла? Так она мертва или нет? Лайсендер Кэрроуэй негодующе трясет головой. – Гамадриада жива! – восклицает она. – Она жива, Графенвельдер! Откройте же глаза, черт бы вас побрал! – Кукольный театр, – произносит Графенвельдер. – Я прав, Урсула? Это мертвый зверь, нашпигованный электродами. Вы его заставляете дергаться, как лягушачью лапку. Леди Гудгласс напрягает всю свою волю, чтобы сохранить видимость спокойствия. Видно, как у нее на виске пульсирует вена. – Вообще-то, я не говорила, что она жива. У нее полностью восстановлен функциональный репертуар – вот что я сказала. – Вы сказали, что она жива. За Урсулу отвечает ее муж: – Мистер Графенвельдер, у гамадриад нет мозга. Это скорее растения, чем животные. Они едят, испражняются. Чего еще вы от них хотите? Умело выбрав момент, Графенвельдер разочарованно пожимает плечами: – Что ж, думаю, этот экземпляр имеет определенную ценность. Комедийную. – Да будет вам, – подает голос Майкл Ферфакс. – Нам показали гамадриаду – а многим ли из нас доводилось раньше ее видеть? И так ли уж важно, что в строгом смысле слова она не жива? – Полагаю, это важно, и весьма, – возражает Графенвельдер. – Вот почему я не пожалел труда, чтобы раздобыть живую особь. Причем покрупнее, чем эта. Мой экземпляр – совершенно взрослый. Больше уже не вырастет. – Это блеф! – говорит леди Гудгласс. – Будь у него гамадриада, он бы ее уже показал. – Уверяю вас, у меня есть гамадриада. Я просто еще не подготовил ее к демонстрации. Урсула смотрит на него скептически: – Не верю. Какой вам смысл тянуть с этим? – Я хотел все сделать как надо: создать для животного необходимые условия, устранить любые проблемы, связанные с его биологией. Содержание живой гамадриады, тем более достигшей взрослой фазы, когда полностью меняется структура питания, – задача исключительной сложности. – Вы лжете! – Но броня уже дала трещину, через нее прорвался страх. – Когда? – Когда пожелаете. – Графенвельдер поворачивается и простирает руки к гостям: – И конечно же, я приглашаю всех вас. Где я живу – вы знаете. Как насчет послезавтра? Согласитесь, за такой короткий срок я уж точно не успею соорудить фальшивку. Возвращаясь домой на шаттле, Графенвельдер получает сообщение. Похоже, оно послано из Ржавого Пояса, но более точно определить происхождение сигнала корабль не смог. Графенвельдер предположил было, что это леди Гудгласс вздумала угрожать, но сразу решил, что вряд ли – не настолько же она глупа. Нет, не лицо Урсулы заполнило стену кабины, когда он ответил на вызов. Совершенно незнакомый человек с круглой мордашкой херувимчика, с пухлой и влажной от слюны нижней губой, скошенной вправо. Из-под панамы выбиваются темные мелкие кудряшки, с массивной фигуры ниспадают широкие складки клоунского с изящным узором наряда. На шее болтается стеклянная шкатулка, в ней позвякивают имплантаты, которые раньше этот субъект, должно быть, носил в черепе. Фоном ему служит высокая и помпезно обитая, как у трона, спинка кресла. – Мистер Графенвельдер? Мое имя Рифуджио. Не думаю, что нам уже доводилось встречаться. – Что вам нужно? Рифуджио отвечает практически сразу, временной лаг мизерный, если он вообще есть. – Мистер Графенвельдер, я по профессии маклер. Посредник, сводчик, комиссионер. Когда кому-нибудь что-нибудь нужно – и особенно когда подразумевается осторожное маневрирование на грани законности, – я прихожу на помощь. Графенвельдер тянет руку к кнопке, чтобы прервать связь: – Вы так и не сказали, чего хотите от меня. – Речь не о том, чего хочу я, а о том, чего хотите вы. А конкретно о некоем организме, появившемся на свет в результате биоинженерных экспериментов. – Рифуджио чешет кончик грушевидного носа. – Надо отдать вам должное, вы действовали скрытно, насколько это позволяли обстоятельства. Но все же обронили однажды словечко о том, что вас интересует. На ваше счастье, это словечко достигло моих ушей – ушей человека, который способен вам помочь. – Рифуджио наклоняется вперед, отчего панама сползает на лоб, и понижает голос: – Есть у меня такой организм, и я готов его продать. Разумеется, за хорошую цену – мне нужно расплатиться с информаторами и контрагентами. Я в курсе, во что вам обошлась гамадриада, а потому не сомневаюсь: за эту зверушку, которая вам так позарез нужна, сможете дать вдвое больше. – А что, если не так уж и позарез? Рифуджио с невозмутимым видом выпрямляется: – В таком случае… больше не смею вас беспокоить. Всего хорошего, сэр. – Постойте, – торопливо произносит Графенвельдер. – Мне интересно. Но я хочу узнать больше. – Иного я и не предполагал. Конечно, прежде чем мы с вами пойдем дальше, надо будет встретиться. Графенвельдеру это не нравится, но он понимает, что собеседник прав. – Если пришлете образец ДНК. – Вы получите ДНК, а сверх того культуры клеток и соскобы тканей – почти достаточно, чтобы самому вырастить экземпляр. Но для этого тоже необходима личная встреча. Я не доверю посреднику материалы столь деликатного свойства. – Разумеется, – кивает Графенвельдер. – Но встреча произойдет на нейтральной территории. Там, где я уже не раз такое проделывал. Против Города Бездны ничего не имеете? Похоже, Рифуджио доволен: – Когда и куда мне явиться? – Я вас проинформирую завтра, – отвечает Графенвельдер. Ему не страшен Город Бездны, во всяком случае, теперь. Но это не самая удобная площадка для бизнеса – разладившаяся мудреная технология сильно осложняет сделки. Зато есть и плюсы. Например, на оружие, надежное в Ржавом Поясе, в Городе Бездны положиться нельзя. Прослушка и другие виды шпионажа тоже рискованны. Слишком хитрые номера здесь проходят редко, это известно всем. Меньше всего Графенвельдер боится что-нибудь подцепить. У него лучший паланкин, какой можно купить за деньги, и даже если инфекция проникнет сквозь десять сантиметров герметичной нанозащиты, сложно будет ей отыскать уязвимое место в его организме. Все же броня придает уверенность, изоляция избавляет от неловкости, сопутствующей общению лицом к лицу. И вот в потоке паланкинов Графенвельдер едет частной извилистой дорогой по верху Полога. Не теряя времени даром, изучает скудную информацию о Рифуджио, которую удалось собрать. Есть у Графенвельдера ощущение, что он охотится на призрака. Да, существует такой маклер по имени Рифуджио, и судя по его известным достижениям, он может располагать необходимыми для поимки адапта связями. Однако странно, что Графенвельдер с ним еще ни разу не пересекался. Ну, допустим, оба они живут в огромной системе, в хаотичной деловой среде, где откуда ни возьмись появляются все новые игроки. Но с такими деятелями, как Рифуджио, Графенвельдер якшается годами. На его радаре хотя бы разок должен был мелькнуть этот делец. Паланкины ныряют и взмывают в безумной архитектуре Полога. Окружающие здания, имевшие некогда четкую геометрическую форму, превратились в жутких уродов, уподобились больным деревьям, их голые корявые ветви сплелись в сплошной покров над нижними ярусами города. И хотя над горизонтом все еще висит Эпсилон Эридана, так мало света проникает сквозь бурую от смога атмосферу и заплесневелые фасеты купола, что поди отличи здесь день от вечера. По всему городу сияют фонари, не тронута их лучами лишь блазнящая чернота самой бездны. С самых больших крон Полога свисают черные нити, как изорванный пушечными ядрами такелаж парусника. В этой путанице носятся, точно пьяные гиббоны, фуникулеры. Картина ада, если сравнивать с аккуратными уцелевшими анклавами Ржавого Пояса. И тем не менее здесь живут люди. Как-то устраиваются, влюбляются, находят себе уголок, который можно считать домом. Уже далеко не в первый раз на Графенвельдера накатывает когнитивное головокружение, и он вспоминает, что здесь ютятся люди, которые даже не помнят, как жилось в Городе Бездны прежде. Умом он понимает, что это страшно. Как смогли люди приспособиться к столь катастрофическому перелому их судьбы? Пусть даже и приходилось им делать так снова и снова, почти на всем протяжении истории человечества? В глубине души он странным образом ощущает свое родство с этими выжившими. После чумы ему легче спится, и он не знает, в чем причина. Как будто кризис наглухо отгородил его от прежней жизни, и там, в прошлом, осталось нечто неправильное, нечто опасное, норовившее до него дотянуться. Однако сейчас ему тревожно, словно разговор с Рифуджио приоткрыл эту дверь – пусть на щелочку, но приоткрыл. И то, что когда-то лишало Графенвельдера сна, подкрадывается к порогу его воображения. Встретиться предстоит в частных апартаментах, расположенных в конце самого длинного ответвления Полога, близ Эшер-Хайтс. Чума изувечила здание, лишила его способности меняться, и владелец, Эшли Шабрие, с которым несколько лет назад Графенвельдер провернул сделку, вырезал в стенах и перекрытиях отверстия и поставил огромные прозрачные панели. Испещренные жилами, как крылья насекомых, и связанные между собой лентами старого материала, они открывают весьма эффектные виды на окрестности, и все же Графенвельдеру не по себе, пока он едет в паланкине по неотражающему полу над горящими в двух километрах огнями Мульчи. Даже если он переживет падение, вряд ли избежит расправы – ему подобных тамошние обитатели не жалуют. Вопреки ожиданиям Графенвельдера, Рифуджио не воспользовался паланкином. Он стоит, широко расставив ноги, изрядное брюхо опирается на левитатор, оловянного цвета пояс, состоящий из нескольких десятков миниатюрных трубок с бесшумными турбопропеллерами. Загнутые носы шлепанцев скользят по прозрачному полу. Приближаясь к Графенвельдеру, он почти не двигает ногами. – Я привез обещанное, – произносит Рифуджио вместо приветствия. С пухлых пальцев его правой руки свисает шкатулочка цвета малахита. – Теперь мне можно произнести слово «адапт»? – спрашивает Графенвельдер. – Ну, раз уж оно прозвучало, полагаю, я должен ответить «да». Вижу, вы еще не избавились от сомнений. – Для них у меня есть все основания. Я очень давно ищу представителя упомянутого вида – уже и забыл, когда начал. – Я слышал об этом. – Порой мне не верилось, что адапты еще остались. А бывало, я сомневался, что они вообще не выдумка. – И тем не менее поисков вы не прекратили. Ваши сомнения не переросли в уверенность. Рифуджио приближается вплотную к паланкину. Тот, конечно же, рутинно сканирует его на предмет оружия или шпионских устройств, но ничего такого не обнаруживает. Все же Графенвельдер содрогнулся, когда собеседник вдруг подносит шкатулку к смотровому окну и откидывает крышку. – Вот что я вам принес, мистер Графенвельдер. Этого хватит, чтобы развеять любые сомнения. Изнутри шкатулка выстлана пенистым материалом. В аккуратных маленьких отсеках лежат стеклянные пузырьки. Паланкин сканирует содержимое емкостей и убеждается в его биологической природе: похоже, Рифуджио не лжет. Левой рукой тот берет пузырек и протягивает на ладони с таким видом, будто у этой вещицы колдовские свойства. Внутри плещется темно-красная жидкость. – Возьмите, проанализируйте. Это кровь адапта, с его ДНК. Несколько мгновений Графенвельдер колеблется, даром что паланкин способен защитить его даже от самого хитрого биологического оружия. Наконец велит машине протянуть манипулятор, и на ее обтянутую мягким ладонь Рифуджио роняет пузырек. Машина втягивает манипулятор в короб анализатора, расположенный чуть ниже переднего окна. Часть образца, преобразованная в пар, пройдет через газовый хроматограф, и спектры его изотопов будут сопоставлены с параметрами крови адапта, уже имеющимися у Графенвельдера. Одновременно ДНК будет амплифицирована, ускоренно секвенирована и перекрестно сверена с наиболее вероятной нуклеотидной последовательностью ДНК адапта. Между анализатором и жилым пространством паланкина нет физической связи, так что вредное воздействие на пассажира исключено. И тем не менее Графенвельдеру хочется, чтобы техника управилась как можно скорее. – Так что же, мистер Графенвельдер? Надеюсь, теперь вы удовлетворены? Анализатор графически оформляет свои предварительные выводы: исследованный материал выглядит правдоподобно.