Чайлд улыбнулся: – А ты неплохо меня знаешь, Ричард. – Я тоже так думал. Но ты, верно, спятил, если собираешься лететь к этой штуке. – Спятил? Может быть. А может, мне просто любопытно. Ну-ка, ответь, дружок. – Он помолчал, наклонился через стол, подлил мне вина, не сводя с меня пристального взгляда. – Ты сам что выбираешь? – Ничего, – отрезал я. Но Чайлд умел убеждать. Месяц спустя я заснул на борту звездолета Форкерея. Глава 2 Мы вышли на орбиту Голгофы. Пробудившись от криосна, команда направилась в кают-компанию завтракать, воспользовавшись внутренними скоростными лифтами. Собрались все, даже Тринтиньян с Форкереем. Последний опять присосался к хитроумному агрегату из колб, реторт и спиральных трубок, как недавно на Йеллоустоне. Тринтиньян в криосон не ложился, но выглядел ничуть не хуже, чем раньше. У него, по словам Чайлда, имелись какие-то специфические требования к подключению оборудования, если коротко – стандартные капсулы ему не годились. – Ну, как делишки? – поинтересовался Чайлд, дружески обнимая меня за плечи. – Паскудно… как я и ожидал по твоим рассказам. – Я отвечал с запинкой, требовалась целая вечность, чтобы слова сформировались в том уголке мозга, который управляет языком. – Голова до сих пор кружится. – Ладно, это мы быстро поправим. Тринтиньян может синтезировать состав для восстановления нервных функций. Я прав, доктор? Ко мне обернулась прекрасная в своей неподвижности серебряная маска. – Меня нисколько не затруднит, мой дорогой друг… – Спасибо. – Я постарался распрямиться. В голове забродили смутные воспоминания о дерзких кибернетических опытах, которые, собственно, и обеспечили Тринтиньяну дурную славу. От мысли, что он запустит в меня свои крохотные гнусные машинки, по спине поползли мурашки. – Пожалуй, пока обойдусь. Надеюсь, не обидитесь? – Ничуть, уверяю вас. – Тринтиньян указал на пустовавший стул. – Присаживайтесь, присоединяйтесь к нашей беседе. Что довольно любопытно, мы обсуждаем сновидения, посещавшие каждого из нас по дороге сюда. – Сновидения? – переспросил я. – А я-то решил, что они только меня донимали. Так я не одинок? – Нет, не одинок, – откликнулась Хирц. – Я во сне очутилась на луне. По-моему, на той, что у Земли. Все пыталась влезть в это треклятое инопланетное здание, а долбаная штука не переставала меня убивать. Я возрождалась и лезла внутрь, снова и снова. – Мне снилось то же самое, – удивленно проговорил я. – А еще снилось, будто я попал внутрь чего-то вроде… – я прервался, подыскивая нужные слова, – вроде подземной гробницы. Помню, меня гонял по коридору громадный каменный шар, так и норовил раздавить. Хирц кивнула: – Сон со шляпой, верно? – Точно, он самый! – Я ухмыльнулся, оскалив зубы. – Я потерял мою шляпу, и почему-то было крайне важно ее спасти! Селестина покосилась на меня со странным выражением лица – чем-то средним между холодным безразличием и откровенной враждебностью. – Мне тоже снился такой сон. – И мне. – Хирц громко фыркнула. – Но я решила, что пропади она пропадом, эта шляпа. Уж простите, но с теми деньгами, которые нам платит Чайлд, купить новую – все равно что раз плюнуть. Повисла пауза. Одна лишь Хирц, похоже, ничуть не стеснялась обсуждать щедрую плату, обещанную каждому из нас Чайлдом за участие в экспедиции. Даже авансы внушали уважение, а по возвращении на Йеллоустон нам причиталось в девять раз больше, причем с учетом инфляции за тот период, который займет путешествие (по прикидкам Чайлда, от шестидесяти до восьмидесяти лет). Щедро, что уж там говорить. Но, думаю, Чайлд догадывался, что некоторые из нас примкнули бы к нему и без этого чрезвычайно приятного бонуса. Молчание нарушила Селестина. – А кубы вам тоже снились? – спросила она у Хирц. – Чтоб мне, да! – воскликнула специалист по проникновениям, словно вдруг вспомнив. – Кубы! Ты их помнишь, Ричард? – Помню, – подтвердил я и содрогнулся от воспоминания. В компании других людей я блуждал по кубическим комнатам, многие из которых изобиловали смертельными сюрпризами. – Вообще-то, одна ловушка прикончила меня. Нарезала на дольки, если нужны подробности. – Ну да, я бы предпочла умереть как-то иначе. Чайлд прокашлялся. – Полагаю, я должен извиниться за сны. Это наведенные нарративы, которыми я пичкал ваши сознания при засыпании и при пробуждении. Доктор Тринтиньян ускользнул от меня, ха-ха. – Нарративы? – переспросил я. – Я собрал их из разных источников, счел, что они способны подготовить нас к тому, что ожидает впереди. – В смысле – научить умирать пожутче? – уточнила Хирц. – Нет, показать, что проблемы поддаются решению. – Чайлд разнес кружки с иссиня-черным кофе, как если бы нам предстояла не смертельно опасная вылазка, а всего-навсего туристическая прогулка средней сложности. – Разумеется, содержание ваших снов ни в коей мере не отражает истинную картину внутри Шпиля… Но разве вам не кажется, что эти сны помогли? Я прислушался к своим ощущениям: – Честно говоря, нет. Тринадцать часов спустя мы совершили посадку и принялись изучать скафандры, выданные нам Форкереем. Каждый армированный скафандр был напичкан всевозможными техническими устройствами, имел источник питания и обладал псевдоинтеллектом, достаточным, чтобы обвести вокруг пальца ораву кибернетиков. Он облегал тело, формируя бесшовную белую поверхность, из-за чего человек словно превращался в этакую фигурку, вырезанную из мыла. Более того, скафандр быстро подстраивался под походку, направлял и предвосхищал твои движения, как опытный партнер в танце. Форкерей сообщил, что эти скафандры в состоянии поддерживать жизнь носителя практически бесконечно, что они перерабатывают отходы жизнедеятельности в едва ли не идеальном замкнутом цикле и даже могут погрузить носителя в криосон, если возникнет такая необходимость. Они умели летать и защищали носителя от всех известных внешних угроз, от вакуума до чудовищного давления на океанском дне. – Что насчет оружия? – спросила Селестина, когда все усвоили, как подчинять себе эти устройства. – Оружия? – недоуменно повторил Форкерей. – Я слышала об этих скафандрах, капитан. Они располагают огневой мощью, которой хватит, чтобы испепелить небольшую гору. Чайлд поспешил вмешаться: – Боюсь, никакого оружия не предусмотрено. Я попросил Форкерея извлечь из скафандров все лишнее. И резаки тоже, кстати. Кроме того, хочу предупредить, что не стоит рассчитывать на усилители мышц, как в обычных скафандрах. Физическая сила принудительно ограничена. – Не уверена, что поняла правильно. Вы сознательно лишаете нас многих возможностей? – Вовсе нет. Я лишь пытаюсь соответствовать правилам, которые устанавливает Шпиль. Оружие он внутрь не пропускает, сами убедитесь, как и любые предметы, способные нанести ему урон, скажем плазменные резаки. Словно унюхивает их и действует соответственно. Очень умная штука. Я пристально посмотрел на него: – Это догадки или?.. – Какие там догадки! Аргайл успел многое разузнать. Думаю, нам нет смысла повторять ошибки его команды. – Все равно не понимаю, – сказала Селестина, когда мы выбрались из шаттла и встали рядом, точно группа мыльных статуэток. – С какой стати нам соглашаться на условия этой штуковины? На корабле Форкерея должны быть орудия, способные бить с орбиты. Ими мы бы запросто вскрыли Шпиль. – Верно, – согласился Чайлд, – и заодно уничтожили бы то, ради чего прилетели в такую даль. – Я не предлагала стереть Шпиль с поверхности Голгофы. Имелось в виду рассечение с хирургической точностью. – Ничего не выйдет, Селестина. Шпиль – живое существо. Или машина с интеллектом, намного опережающим все, с чем мы до сих пор сталкивались. Он не потерпит агрессии применительно к себе. Аргайл в этом удостоверился. И потом, если допустить, что Шпиль уязвим для орбитального залпа – а мы не знаем, так ли это, – удар с орбиты уничтожит все внутри. То есть экспедиция окажется напрасной. – Но идти туда без оружия… – Кто сказал, что мы будем безоружными? – Чайлд постучал себя по визору шлема. – У нас есть наши мозги. Вот почему я собрал именно такую компанию. Зайди речь о грубой силе, мне не пришлось бы обшаривать весь Йеллоустон в поисках столь могучих мозгов, как ваши. Тут подала голос Хирц – ее можно было узнать по менее объемному, чем другие, скафандру: – Ты бы лучше болтал поменьше.