– Кто здесь? – Я резко обернулся. Голос казался смутно знакомым, но сразу его опознать я не сумел. – Очередной призрак. Этот уверенный, искушающий мужской голос мгновенно заставил заподозрить неладное – похищение, попытка убийства, тысяча возможностей. Впрочем, я быстро спохватился: к чему льстить себе? кому я нужен? Из-за надгробий в двух рядах от метронома появилась человеческая фигура. – Господи, – произнес я. – Что, узнал? Он улыбнулся, подходя ближе, такой же высокий и внушительный, каким я его помнил. С нашей последней встречи он избавился от бесовских рожек – подумаешь, биоинженерная финтифлюшка, – однако в его облике все еще ощущалось нечто сатанинское, быть может благодаря короткой, чуть заостренной книзу козлиной бородке, которую он успел отрастить. Под его ногами клубилась пыль, и стало ясно, что он не симулякр и пришел вживую. – Думал, ты мертв, Роланд. – Ничего подобного, Ричард. – Он подступил вплотную, и мы обменялись рукопожатием. – Но было крайне важно, чтобы все поверили в мою смерть. – Почему? – спросил я. – Длинная история. – Тогда начни с самого начала. Как-то не в твоем стиле, по-моему. Роланд Чайлд положил ладонь на верхнюю грань надгробия моих родителей. – Это лучшее, что я мог сделать. Другие варианты были еще помпезнее и гнуснее. – Не меняй тему, Роланд. Что с тобой стряслось? Он убрал ладонь, на камне остался влажный отпечаток. – Я разыграл собственную смерть. Монумент Восьмидесяти – отличная маскировка. А с учетом того, сколь невообразимыми оказались последствия, и подавно. Сам я не смог бы все так ловко обстряпать, сколько бы ни пыжился. Точнее не скажешь, подумалось мне. Последствия и вправду вышли невообразимыми. Более полутора столетий назад компания исследователей во главе с Кэлвином Силвестом возродила из небытия старую идею насчет копирования сути живого человека в симулякра – компьютерную имитацию человека. Эта процедура, которую только предстояло досконально разработать, подразумевала, увы, гибель носителя сознания. Но все равно нашлись добровольцы, и мои родители одними из первых вписались в проект Кэлвина. Они предложили ученым политическое покровительство, когда могущественное лобби миксмастеров выступило против проекта, и едва ли не первыми согласились на сканирование. Менее четырнадцати месяцев спустя их симулякры разрушились – тоже среди первых. Воссоздание не представлялось возможным. Эта участь постигла большинство из Восьмидесяти, сегодня оставалась в живых лишь горстка первопроходцев. – Ты наверняка ненавидишь Кэлвина, – сказал Чайлд, и в его голос вновь проскользнула искушающая нотка. – Ты удивишься, если я скажу, что нет? – Тогда почему ты так яростно набросился на его семью после трагедии? – Ну, справедливое воздаяние никто не отменял. – Я отвернулся и пошел прочь от надгробия, гадая, последует ли Чайлд за мной. – Честно, – признал он. – Но тебе самому нехило прилетело, верно? Я стиснул зубы, замер у надгробия, походившего на чрезвычайно реалистичную скульптуру; кажется, это был забальзамированный труп. – Что ты имеешь в виду? – Разумеется, экспедицию на Ресургем, которую, как выяснилось, финансировал Дом Силвестов. У тебя были все основания в ней участвовать. В конце концов, ты же Ричард Свифт! Ты посвятил жизнь изучению мышления инопланетян. На борту всяко должно было найтись место для тебя, ты и сам это прекрасно знаешь. – Все не так просто. – Я двинулся дальше. – Свободных мест было мало, экспедиция нуждалась в практиках – биологах, геологах и прочих специалистах. Когда список участников был составлен, стало понятно, что теоретиков-фантазеров вроде меня туда не втиснуть. – То есть то обстоятельство, что ты взбесил Дом Силвестов, никак не сказалось на выборе? Да брось, Ричард. Мы спустились по лестнице на нижний уровень памятника. Здесь потолок представлял собой причудливое зрелище – над головой клубились тучей, как бы прорастая одна в другую, уродливые металлические птицы. Вот и другие посетители идут стайкой в сопровождении служителей и целого роя миниатюрных летающих камер. Чайлд легко просочился сквозь группу; его провожали недовольными взглядами, но узнать никто не узнал, хотя пара человек в группе лично мне была знакома. – Что тебе от меня нужно? – спросил я, когда мы вышли наружу. – Скажем так, я забочусь о старом друге. Я за тобой приглядывал, и дураку было понятно, что непопадание в экспедицию стало для тебя страшным разочарованием. Повторюсь, ты ведь жизнь положил на изучение инопланетян. Даже брак спустил в унитаз, поглощенный работой. Как, кстати, звали твою жену? Воспоминания о своем браке я похоронил настолько глубоко, что понадобилось изрядно напрячься, чтобы хоть что-то вспомнить. – По-моему, Селестина. – Потом у тебя было несколько интрижек, но все не дольше десятилетия. А десятилетия в этом городе, Ричард, пролетают незаметно. – Не лезь в мою личную жизнь, – угрюмо проворчал я. – Эй, а где мой волантор? Я же припарковался вот тут! – Я его отослал. Поедем на моем. На месте моего волантора стоял другой аппарат – крупнее, кроваво-красного оттенка, изысканно отделанный под погребальный катафалк. Чайлд махнул рукой, и дверцы открылись, обнажив интерьер из золотистого плюша и четыре сиденья. Одно из сидений занимала темная кособокая фигура. – Что происходит, Роланд? – Я кое-что нашел. Кое-что удивительное, и тебе точно надо это узнать. Это вызов, по сравнению с которым все наши с тобой игры в молодости – сущий пустяк. – Вызов? – Я бы сказал, вопрос жизни и смерти. Ему удалось разжечь мое любопытство, но я надеялся, что сумел этого не показать. – Город следит. Будет зафиксировано, что я приходил к Монументу, а нас с тобой давно засекли здешние летающие камеры. – Вот именно. – Чайлд дернул подбородком. – Значит, ты ничем не рискуешь, садясь в мой волантор. – А если мне надоест твоя компания? – Я не стану тебя удерживать, даю слово. Ладно, почему бы не подыграть… Мы с Чайлдом заняли передние сиденья. Расположившись поудобнее, я повернулся к незнакомцу, сидевшему сзади, и вздрогнул от неожиданности, рассмотрев его получше. Он был в кожаной куртке с высоким воротом, закрывавшим нижнюю часть лица, а верхняя пряталась в тени широких полей шляпы-хомбурга, надвинутой почти на глаза. Но и того, что я сумел различить, было достаточно, чтобы содрогнуться. Моему взору предстала красивая серебряная маска, выражавшая полнейшую безмятежность. Пустые глазницы отливали серебряным блеском, а тонкие губы, насколько я мог разглядеть, кривились в усмешке. – Доктор Тринтиньян! – воскликнул я. Он протянул руку в перчатке, как бы предлагая аккуратно ее пожать, показал тонкую, похожую на женскую ладонь. Под мягким бархатом перчатки я ощутил твердые металлические сочленения. Этот металл способен крушить алмазы. – Очень рад нашей встрече, – сообщил он. Когда волантор взмыл в воздух, его барочный облик преобразился, сменился зеркальной гладкостью обводов. Чайлд двинул вперед рычажки с рукоятями слоновой кости, направляя машину вверх и наращивая скорость. Кажется, мы летели быстрее, чем допускалось городскими правилами, и избегали обычных транспортных коридоров. Я невольно задумался: он шел по моим пятам, изучал мое прошлое, лишил меня собственного волантора… А еще ему наверняка пришлось изрядно попотеть, чтобы отыскать отшельника Тринтиньяна и убедить его выбраться к людям. По всей видимости, Чайлд обладал немалым – уж всяко больше моего – влиянием в городе, пускай и пропадал где-то столько лет. – А тут мало что изменилось, – заметил он, проводя аппарат сквозь плотную группу раззолоченных зданий, украшенных снаружи крайне экстравагантно, будто это были какие-нибудь пагоды из болезненных грез терзаемого лихорадкой восточного императора. – Хочешь сказать, ты и вправду куда-то уезжал? Когда я услышал, что ты сымитировал свою смерть, то подумал, что ты попросту спрятался от всех. Он помолчал, прежде чем ответить: – Да, уезжал, но не так далеко, как ты мог подумать. Нарисовалось одно семейное дельце, с которым стоило разобраться конфиденциально. Вдобавок не хотелось втолковывать всем и каждому, что мне нужно побыть в одиночестве и отдохнуть. – Лучше, чем умереть, ты ничего не придумал? – Я же сказал, выпала отличная возможность, на которую я никак не рассчитывал. Конечно, пришлось подкупить целую кучу мелких чинов. Пожалуй, избавлю тебя от подробностей насчет того, где взяли подходящий труп. Главное, что у меня получилось, верно? – Ну, я был уверен, что ты погиб заодно с остальными. – Поверь, мне неприятно обманывать друзей. Но рисковать было нельзя, откровенность грозила выйти боком. – Выходит, вы друзья? – уточнил Тринтиньян. – Правильно, доктор, – ответил Чайлд, бросив взгляд через плечо. – Мы были друзьями. Нам с Ричардом повезло расти в достатке – относительном, разумеется, достатке, – а развлечений не хватало. Нас не интересовали ни акции, ни светская суета. Зато мы оба увлекались играми. – Очаровательно. Какими именно играми, позвольте спросить? – Мы строили симуляции, проверяя друг друга на прочность. Создавали чрезвычайно сложные миры, изобилующие тайнами, опасностями и соблазнами. Лабиринты, извилистые коридоры, тайные проходы, ловушки, темницы, драконы… Торчали в играх месяцы напролет, все вокруг с ума сходили. А мы не успокаивались и разрабатывали новые, сложнее прежнего.