Погодите-ка, сэр! Обе эти закорючки в азбуке тоже есть. Первая – это слог «то», вторая – слог «ну» или просто «н». Хм. Твигс озадаченно почесал переносицу. Какое еще тону! Причем здесь тону! Не складывается. Видимо, записи в схеме не просто сделаны секретной азбукой ниндзя, но еще и дополнительно зашифрованы – одна буква обозначает другую. Что ж, так еще интересней. Доктор плотоядно побарабанил пальцами по столу, предвкушая долгую и увлекательную работу. Отпил из стакана крепого чаю, потер ладони. Вперед, сэр! Из всех наслаждений, отпущенных человеку, самое изысканное – шевелить мозгами. Итак, итак, итак. Нам известно, что «бу» Суга обозначает буквой «то», а «ру» – буквой «ну». В других кружках эти значки тоже встречаются: первый – три раза, второй – один раз. Идем дальше. Он взял лупу, всмотрелся в кружок внимательней. Что это за малюсенькие черточки над тремя змейками? Грязь? Нет, это написано тушью. Похоже на нигори, знак озвончения, при помощи которого слог «ка» превращается в «га», «та» в «да», «са» в «дза». Все правильно: «бу» – слог звонкий, обязательно должно быть нигори. Твигс задумчиво срисовал кружок и в нем два значка. Без шифровки это читалось бы так: «то» с озвончением (иначе говоря «до») плюс «ну» или «н». Погодите, погодите… Доктор взволнованно потер лысину, приподнялся на стуле. Но тут, в самый ключевой момент, тихонько заурчал прикрепленный над столом ночной звонок – собственноручное изобретение Ланселота Твигса: электрические провода были протянуты от дверного звонка в кабинет и спальню, чтобы поздние пациенты не будили девочек. Раздосадованно он направился к двери, но не дошел – остановился в коридоре. Нельзя! Мистер Асагава строго-настрого предупреждал: никаких ночных визитеров, дверь никому не открывать. – Доктор! Это вы? – донеслось из-за двери. – Доктор Твигс? Я увидел табличку на вашей двери! – Ради Бога, помогите! Взволнованный, чуть не плачущий мужской голос с японским акцентом. – Я Джонатан Ямада, старший приказчик фирмы «Саймон, Эверс энд компани». Ради Господа нашего Иисуса, откройте! – Да что случилось? – спросил Твигс, и не думая открывать. – У моей жены начались роды! – Но я не акушер. Вам нужен доктор Бакл, он живет на… – Я знаю! Я и вез жену к мистеру Баклу! Но перевернулась коляска! Здесь, за углом! Доктор, умоляю! У нее рана на голове, кровь! Она умрет, доктор! Раздалось сдавленное, глухое рыдание. Если б что другое, Ланселот Твигс, наверное, не открыл бы, ибо был человеком слова. Но вспомнилась бедняжка Дженни, собственная беспомощность и безысходное отчаяние. – Сейчас… Сейчас. Он приоткрыл дверь, не снимая цепочки. Увидел пухлого японца в котелке и сюртуке, с трясущимся, залитым слезами лицом. Тот немедленно повалился на колени, воздел к доктору руки. – Умоляю! Скорее! Больше на улице никого не было. – Знаете, я нездоров, – смущенно пробормотал Твигс. – На улице Хоммура-дори живет доктор Альберти, отличный хирург. Это всего десять минут отсюда… – Пока я буду бежать туда, моя жена истечет кровью! Спасите! – Ну что с вами будешь делать… Слово, конечно, нужно держать, но есть ведь еще и врачебная клятва… Со вздохом он снял цепочку. Приказчик Джонатан Ямада всхлипнул: – Благодарю, благодарю! Позвольте поцеловать вашу руку! – Глупости! Входите, я только переобуюсь и возьму инструменты. Подождите в прихожей, это одна минута. Доктор быстро направился в кабинет – взять саквояж и прикрыть секретную схему. Или лучше захватить ее с собой? Нет, наверное, не стоит. Приказчик то ли не расслышал, что ему следует дожидаться в прихожей, то ли плохо соображал от волнения – так и тащился за доктором, все лепеча что-то о поцелуе и о руке. На пороге кабинете воскликнул: – По крайней мере позвольте пожать вашу благородную руку! – Это ради Бога. – Твигс протянул ему ладонь, левой кистью взялся за створку двери. – Я должен на секунду уединиться… Расчувствовавшийся Джонатан Ямада стиснул руку доктора что было мочи. – Ой! – вскрикнул Твигс. – Больно! Поднес руку к глазам. На нижней фаланге среднего пальца выступила капелька крови. Приказчик засуетился: – Ради Бога простите! У меня перстень, старинный, родовой! Иногда проворачивается, великоват. Оцарапал? Оцарапал? Ах, ах! Мне нет прощения! Я перевяжу, я платком, он чистый! – Не нужно, ерунда, – поморщился Твигс, зализывая ранку языком. – Так я сейчас. Обождите. Прикрыл за собой дверь, подошел к столу и вдруг покачнулся – что-то потемнело в глазах. Схватился руками за край столешницы. А приказчик, оказывается, не остался в коридоре, тоже влез в кабинет и теперь бесцеремонно шарил среди бумаг. Взял схему, поднес к глазам, кивнул. Но Твигсу сейчас было не до странного поведения Джонатана Ямады, доктор чувствовал себя совсем нехорошо. Он смотрел на фотопортрет Дженни, что стоял на тумбочке, помещенный в серебряную рамку, и не мог оторвать от карточки взгляда. Подретушированная жена тоже смотрела на Ланселота, улыбалась ему доверчиво и ласково. Все меняется, Но не лицо на старой Фотокарточке. Дон-дон Эраст Петрович спал недолго, то и дело поглядывая на часы, а в половине четвертого тихонько встал. С полминуты смотрел на спящую О-Юми, испытывая чрезвычайно сильное чувство, которое было бы непросто выразить словами: никогда еще мир не казался ему таким хрупким и одновременно таким прочным; он мог рассыпаться стеклянными осколками от малейшего дуновения ветра, а мог и выдержать напор самого неистового урагана. Сапоги титулярный советник надел в коридоре. Тронул за плечо Масу, который сидел на полу перед кладовкой, опустив подбородок на грудь. Тот сразу вскинулся. – Иди спать, – шепотом сказал Фандорин. – Нэру. Теперь я покараулю. – Хай. – Маса зевнул, отправился к себе в комнату. Подождав, пока оттуда донесется мирное, с причмокиваньем сопение (ждать пришлось не долее минуты), Эраст Петрович вошел к князю. Кажется, Онокодзи успел неплохо обжиться в своем убежище. Полки с Масиными припасами и хозяйственными мелочами были завешены одеялом, на полу стояла погашенная лампа, на пустом ящике – остатки ужина. Сам князь безмятежно спал, приоткрыв в полуулыбке тонкие губы, – судя по всему, его сиятельство пребывал во власти каких-то сладостных сновидений. После О-Юми смотреть на спящего человека, да еще такого несимпатичного, Эрасту Петровичу показалось кощунством, к тому же происхождение чудесных сновидений сомнений не вызывало – у подушки поблескивал пустой шприц. – Вставайте. – Фандорин потряс свидетеля за плечо. – Тс-с-с. Это я, не пугайтесь. Но Онокодзи и не думал пугаться. Открыв мутные глаза, он улыбнулся еще шире – действие наркотика продолжалось. – Вставайте, одевайтесь. Мы уходим.