– Сэмуси пробыл в годауне четырнадцать минут. Что он там делал, агентам неизвестно. Когда Сэмуси вышел, один из моих людей последовал за ним, второй остался. – Правильно, – кивнул Фандорин и смутился – инспектор явно знал свое дело и в одобрении вице-консула не нуждался. – Еще через семь минут, – все тем же ровным тоном продолжил Асагава, – из годауна вышли трое мужчин. Сацумцы они были или нет, неизвестно, поскольку между собой они не разговаривали, но один прижимал к боку левую руку. Агент не вполне уверен, но ему показалось, что рука скрючена. – Сухорукий! – ахнул сержант. – Что ж вы, Гоу, раньше молчали?! – Меня зовут «Гоэмон», – поправил японец, судя по всему, относившийся к своему имени более бережно, чем Фандорин. А вопрос оставил без ответа. – Агент проник в годаун и произвел обыск, постаравшись ничего не потревожить. Обнаружил три катаны прекрасной работы. У одной катаны необычная рукоятка, обклеена шлифовальной бумагой… Тут уж все три слушателя заговорили разом. – Это они! Они! – всплеснул руками Твигс. – Черт! – отшвырнул сигару Локстон. – Чтоб тебе провалиться, темнило проклятый! Фандорин выразил ту же мысль, но более артикулированно: – И вы говорите об этом только теперь?! После того, как мы б-битый час толковали о событиях шестнадцатого столетия?! – Вы начальник, я подчиненный, – хладнокровно сказал Асагава. – Мы, японцы, приучены к дисциплине и субординации. Сначала говорит старший, потом младшие. – Слыхали, Расти, каким тоном сказано? – покосился на Фандорина сержант. – Вот за это я их и не люблю. На словах вежливые, а сами только и думают, как бы нас болванами выставить. Японец обронил, по-прежнему глядя только на титулярного советника: – Для совместной работы любить друг друга необязательно. Эраст Петрович не больше Локстона любил, когда его «выставляют болваном», и потому очень сухо сказал: – Полагаю, инспектор, это все факты, которые вы хотели нам сообщить. – Факты все. Но еще есть предположения. Если они представляют для вас ценность, я с вашего позволения… – Да говорите же, черт бы вас п-побрал! Не тяните! – взорвался, наконец, и Фандорин, но тут же пожалел о своей вспышке – губы несносного японца дрогнули в едва заметной усмешке: мол, я знал, что ты того же поля ягода, только притворяешься воспитанным человеком. – Говорю. Не тяну. – Вежливый наклон головы. – Трое неизвестных ушли из годауна без оружия. По моему скромному разумению, это означает две вещи. Во-первых, они намерены вернуться обратно. Во-вторых, им откуда-то известно, что у министра Окубо теперь хорошая охрана, и они отказались от своего плана. Либо же решили подождать. Нетерпеливость господина министра и его нелюбовь к телохранителям хорошо известны. – Годаун, к-конечно, под наблюдением? – Очень строгим и аккуратным. Из Токио мне в помощь прислали самых лучших специалистов. Как только появятся сацумцы, мне немедленно сообщат, и можно будет произвести арест. Конечно, с санкции господина вице-консула. Последняя фраза была произнесена столь почтительным тоном, что Фандорин стиснул зубы – так это отдавало издевательством. – Б-благодарю. Но, по-моему, вы уже все решили без меня. – Решили – да. Однако произвести без вас арест было бы невежливо. И без вас, конечно, тоже, господин сержант. – Снова издевательски вежливый поклон. – Да уж. – Локстон свирепо оскалился. – Не хватало еще, чтобы туземная полиция хозяйничала на границе Сеттльмента. Только вот что я вам, ребята, скажу. Дерьмо ваш план. Нужно поскорей бежать к годауну, сесть в засаду и сцапать этих субчиков на подходе. Пока они безоружные и не добрались до своих сабель. – При всем почтении к вашей точке зрения, мистер Локстон, этих людей нельзя «сцапать, пока они безоружные и не добрались до своих сабель». – Это еще почему? – Потому что Япония – не Америка. У нас нужны доказательства преступления. Никаких улик против сацумцев нет. Нужно арестовать их с оружием в руках. – Асагава-сан прав, – был вынужден признать Фандорин. – Расти, вы здесь новый человек, вы не понимаете! Да если эти трое – опытные хитокири, то бишь головорезы, они изрубят в капусту уйму народу! – Или, что еще вернее, зарежут себя, и тогда следствие зайдет в тупик, – вставил доктор. – Это же самураи! Нет, инспектор, ваш план решительно нехорош! Асагава дал им еще немного покипятиться, потом сказал: – Не случится ни первого, ни второго. Если бы вам, господа, было угодно переместиться ко мне в участок, я показал бы, как мы намерены провести операцию. К тому же, от участка до квартала Фукусима всего пять минут ходьбы. * * * Кэйсацу-се, японский полицейский участок, был мало похож на контору сержанта Локстона. Муниципальный оплот правопорядка производил внушительное впечатление: массивная дверь с медной вывеской, кирпичные стены, железная крыша, стальные решетки на окнах тюремной камеры – в общем, оплот, и этим все сказано. Ведомство же Асагавы располагалось в приземистом дощатом доме с черепичной крышей, очень похожем на большой сарай или овин. Правда, у входа дежурил часовой в аккуратном мундирчике и начищенных сапожках, но сей японский городовой был крошечного росточка и к тому же очкастый. Локстон, проходя мимо, посмотрел на него и только крякнул. Внутри оказалось и вовсе чудно. Муниципалы передвигались по коридору важно, даже сонно, а здесь все носились, будто мыши; быстро кланялись на бегу, отрывисто здоровались с начальником. Беспрестанно открывались и закрывались двери. Эраст Петрович заглянул в одну – увидел ряд столов, за каждым по маленькому чиновнику, и все шустро-шустро скользят кисточкой по бумаге. – Отдел регистрации, – пояснил Асагава. – У нас это считается самой важной частью полицейской работы. Когда власть знает, кто где живет и чем занимается, преступлений меньше. С противоположной стороны коридора доносился звонкий перестук, будто целая орава озорной ребятни самозабвенно колотила палками по доскам. Эраст Петрович подошел, пользуясь преимуществами роста, заглянул в окошко, расположенное над дверью. Два десятка людей в черных ватных костюмах и проволочных масках почем зря лупили друг друга бамбуковыми дубинами. – Занятие по фехтованию. Обязательно для всех. Но нам не туда, а в тир. Инспектор завернул за угол и вывел гостей во двор, поразивший Фандорина чистотой и ухоженностью. Особенно хорош был крошечный, затянутый ряской прудик, в котором величественно описывал круги ярко-красный карп. – Мой помощник увлекается, – пробормотал Асагава, кажется, не без смущения. – Особенно любит каменные сады… Пускай, я не запрещаю. Фандорин огляделся вокруг, ожидая увидеть какие-нибудь изваяния, но высеченных из камня растений нигде не обнаружил – лишь мелкий гравий, и на нем несколько грубых булыжников, расставленных безо всякой симметрии. – Как я понимаю, это аллегория борьбы порядка и хаоса, – кивнул доктор с видом знатока. – Недурно, хоть и несколько прямолинейно. Титулярный советник и сержант переглянулись. Первый озадаченно нахмурился, второй ухмыльнулся. Спустились под землю, в длинный погреб, освещенный масляными лампами. Судя по мишеням и ящикам со стреляными гильзами, здесь находился полицейский тир. Внимание Фандорина привлекли три соломенных чучела в человеческий рост: каждое обряжено в кимоно, в руке бамбуковый меч. – Почтительнейше прошу господина вице-консула ознакомиться с моим планом. – Асагава покрутил фитильки на лампах, стало светлее. – По моей просьбе господин вице-интендант Суга прислал двух хороших стрелков из револьвера. Я проверил их на этих макетах, оба бьют без промаха. Мы позволим сацумцам войти в годаун. Потом придем их арестовывать. Всего четыре человека: один будет изображать старшего, трое – рядовых патрульных. Если больше – сацумцы действительно могут покончить с собой, а тут они решат, что с такой маленькой командой справятся без труда. Обнажат свои мечи, и тогда «старший» упадет на пол – его роль на этом кончается. Трое «патрульных» (это двое токийцев и я) выхватывают из-под плащей револьверы и открывают огонь. Стрелять будем по рукам. Таким образом, мы, во-первых, возьмем злоумышленников с оружием, а во-вторых, не дадим им уйти от ответа. Американец толкнул Эраста Петровича локтем в бок: – Слыхали, Расти? Они будут палить по рукам! Не так-то это просто, мистер Гоу. Известно, какие из японцев стрелки! План, может, и неплох, но идти должны не вы. – Кто же тогда, разрешите спросить? И, позвольте вам напомнить, мое имя – Гоэмон. – Окей, пусть будет Гоуэмон. Кто пойдет дырявить желто… ну этих, сацумцев? Во-первых, конечно, я. Скажите, Расти, вы метко стреляете? – Довольно метко, – скромно сказал Эраст Петрович, умевший с двадцати шагов вогнать одна в одну весь барабан – разумеется, из длинноствольного оружия и с твердого упора. – Отлично. А про вас, док, мы и так знаем – стреляете, как скальпелем режете. Вы, конечно, человек вроде как посторонний и участвовать в нашем шоу не обязаны, но если не побоитесь… – Нет-нет, – оживился Твигс. – Я теперь, знаете ли, стрельбы нисколько не боюсь. Попасть в цель гораздо легче, чем, скажем, аккуратно зашить мышцу или наложить шов. – Молодчага, Лэнс! Вот вам, Гоу, и трое «патрульных». Одену Расти и Лэнса в форму, и будем как трое тупых муниципалов. Вас, так и быть, возьмем четвертым – вроде как переводчиком. Побалаболите с ними и рухнете на пол, а остальное мы сделаем сами. Верно, ребята? – Конечно! – с энтузиазмом воскликнул доктор, очень довольный наметившимся приключением. Эраст Петрович подумал: мужчина даже самой мирной профессии, раз взяв в руки оружие, уже никогда не забудет этого ощущения. И будет стремиться испытать его вновь. – Прошу извинить за дотошность, но можно ли посмотреть, насколько хорошо вы стреляете, джентльмены? – спросил Асагава. – Я, конечно, не смею не верить вам на слово, но операция такая важная, я отвечаю за нее и перед господином вице-интендантом, и перед самим господином министром. Твигс потер руки: – Я что ж, я с удовольствием. Не одолжите мне один из ваших замечательных кольтов, сэр? Сержант вручил ему револьвер. Доктор скинул сюртук, остался в одной жилетке. Слегка пошевелил пальцами правой руки, взялся за рукоятку, тщательно прицелился и первой же пулей перебил одному из чучел соломенное запястье – бамбуковый меч упал на пол. – Браво, Лэнс! Твигс поперхнулся от мощного шлепка ладонью по спине. Но инспектор покачал головой: – Сэнсэй, при всем уважении… Разбойники не будут стоять и ждать, пока вы прицелитесь. Это ведь не европейский поединок на пистолетах. Нужно стрелять очень-очень быстро, да еще учитывать, что ваш противник в этот момент тоже будет двигаться. Японец нажал ногой на какой-то рычаг, и манекены вдруг закружились вместе с деревянным постаментом, будто на карусели. Ланселот Твигс похлопал глазами, опустил револьвер.