– Что с Масой? – все же не удержался от бессмысленного сотрясания воздуха Фандорин, бросаясь к уютно посапывающему камердинеру. Наклонился – в самом деле спит. Что за ерунда! – Эй, постойте! – крикнул титулярный советник японцу, засеменившему к двери. Старичок не остановился, и чиновник в два прыжка догнал его, схватил за плечо. Вернее, попытался схватить. Туземец, не оборачиваясь, едва заметно качнулся в сторону, и пальцы вице-консула зачерпнули воздух. – Любезнейший, я т-требую объяснений, – сказал Эраст Петрович, начиная сердиться. – Кто вы такой? И что здесь делаете? Тон и, в конце концов, сама ситуация должны были сделать эти вопросы понятными и без перевода. Уразумев, что уйти ему не дадут, старичок повернулся к чиновнику лицом. Он больше не улыбался. Черные, блестящие глаза, похожие на два пылающих угля, спокойно и внимательно наблюдали за Фандориным, словно решая какую-то сложную, но не столь уж важную задачу. Этот хладнокровный взгляд окончательно вывел Эраста Петровича из себя. Азиат был чертовски подозрителен! Он явно забрался в дом с какой-то преступной целью! Титулярный советник протянул руку, чтобы взять воришку (а может быть, и шпиона) за шиворот. На сей раз старик не уклонился, а локтем, не вынимая кистей из рукавов, стукнул Фандорина по запястью. Удар был легчайший, почти невесомый, однако рука занемела, утратила чувствительность и повисла плетью – должно быть, локоть угодил в какой-то нервный центр. – Черт бы тебя…! – вскричал Эраст Петрович. Произвел отличнейший хук слева, который должен был впечатать наглого старикашку в стену, но кулак, описав мощную дугу, лишь рассек воздух. К тому же чиновник по инерции развернулся вокруг собственной оси и оказался к туземцу спиной. Подлый старик немедленно этим воспользовался – вторым локтем ударил Фандорина по шее, и опять совсем несильно, но у молодого человека подогнулись колени. Он рухнул навзничь и с ужасом почувствовал, что не может пошевелить ни единым членом. Это было похоже на кошмарный сон! Ужаснее всего был жесткий, пылающий взгляд старика, казалось, проникавший поверженному вице-консулу в самый мозг. Страшный старик наклонился, и здесь произошло самое невероятное. Он наконец выпростал руки из рукавов. В правой, ухваченная за шею, разевала пасть змея – серо-коричневая, с блестящими капельками глаз. Лежащий замычал – на большее сил у него не было. Змея плавно заструилась из рукава, пружинисто упала Фандорину на грудь. Он почувствовал на коже – там, где был расстегнут ворот, – холодное и шершавое прикосновение. Очень близко, в нескольких дюймах от лица, закачалась ромбовидная головка. Эраст Петрович слышал тихое, прерывистое шипение, видел острые клычки, раздвоенный язычок, но не мог сдвинуться ни на волос. По лбу сбегал ледяной пот. Раздалось странное пощелкиванье – этот звук издавал старик, будто побуждая рептилию поторопиться. Пасть качнулась к горлу Фандорина, и он поскорей зажмурился, успев подумать, что не может быть ничего страшнее этого ужаса. Даже смерть станет благословенным избавлением. Прошла секунда, другая, третья. Эраст Петрович открыл глаза – и не увидел перед собой змеи. Но она была здесь, он чувствовал ее движения. Кажется, гадина вознамерилась поудобней устроиться у него на груди – свернулась клубком, хвост пролез под рубашку и щекотно заелозил по ребрам. Фандорин с трудом сфокусировал взгляд на старике – тот по-прежнему в упор смотрел на парализованного, но что-то в глазах-угольях изменилось. Теперь в них, пожалуй, читалось удивление. Или любопытство? – Эраст Петрович! – донеслось откуда-то издалека. – Фандорин! Ничего, если я войду? То, что произошло далее, не заняло и секунды. Старый японец в два бесшумных прыжка оказался у окна, подскочил, перевернулся в воздухе, в полете оперся одной рукой о подоконник, и исчез. Тут на пороге возник Всеволод Витальевич – в панаме, с тросточкой, готовый к пешеходной экскурсии. По шее Фандорина пробежали колкие мурашки, он обнаружил, что может повернуть голову. Повернул, но старика уже не увидел – лишь покачивалась занавеска. – Эт-то еще что такое? Гадюка! – закричал Доронин. – Не двигайтесь! Змея перепуганно метнулась с груди Эраста Петровича в угол комнаты. Консул бросился за ней и принялся бить тростью по полу – так яростно, что палка с третьего удара переломилась пополам. Титулярный советник оторвал затылок от ковра – кажется, паралич понемногу проходил. – Я с-сплю? – пролепетал он, едва ворочая языком. – Мне п-приснилась змея… – Не приснилась. – Доронин брезгливо, обернув пальцы платком, поднял за хвост убитую рептилию. Рассмотрел, сдвинув очки к кончику носа. Поднес к окну, выбросил. Осуждающе поглядел на похрапывающего Масу, тяжело вздохнул. Потом взял стул, сел напротив вяло ворочающегося помощника, воззрился на него тяжелым взглядом. – Ну вот что, дорогой мой, – сурово начал консул. – Давайте-ка без дураков, начистоту. Каким вчера серафимом прикинулся! В бордели не ходит, про опиоманов слыхом не слыхивал… – Доронин втянул носом воздух. – Опиумом не пахнет. Стало быть, предпочитаете инъекции? Знаете, как называется то, что с вами произошло? Наркотический обморок. Не мотайте головой, я не вчера на свет родился! Сирота мне рассказал про ваши вчерашние подвиги в притоне. Хорошего же слугу вы себе подобрали! Это он добыл вам наркотик? Он, кто же еще! И сам попользовался, и хозяину услужил. Скажите мне одно, Фандорин. Только честно! Давно пристрастились к зелью? Эраст Петрович издал стон, покачал головой. – Верю. Вы совсем еще молоды, не губите себя! Я вас предупреждал: наркотик смертельно опасен, если не умеешь держать себя в руках. Вы только что чуть не погибли – по нелепейшей случайности! В комнату заползла мамуси, а вы оба были в наркотическом трансе, то есть в самом беспомощном состоянии! – Кто? – слабым голосом спросил титулярный советник. – Кто з-заполз? – Мамуси. Японская гадюка. Названьице нежное, но в мае, после зимней спячки, мамуси очень опасны. Если укусит в ногу или руку, еще ничего, а если в шею – верная смерть. Бывает, что мамуси по каналам приплывают с рисовых полей в Сеттльмент, забираются во дворы и даже в дома. В прошлом году такая же гадина укусила сына одного бельгийского коммерсанта. Мальчика не спасли. Ну, что вы молчите? Эраст Петрович молчал, потому что сил на объяснения не было. Да и что бы он сказал? Что в комнате был старик с горящими, как угли, глазами, а потом взял и вылетел в окно? Тогда консул лишь укрепился бы в уверенности, что его помощник закоренелый наркоман, подверженный галлюцинациям. Лучше отложить этот фантастический рассказ на потом, когда перестанет кружиться голова, а речь вновь обретет членораздельность. Честно говоря, молодой человек теперь и сам был не до конца убежден, что все это произошло на самом деле. Разве такое бывает? * * * – …Но прыгучий старик, который носит в рукаве ядовитую змею, мне не привиделся. И у меня есть верное тому д-доказательство. Его я предъявлю вам чуть позже, – закончил Фандорин и обвел взглядом слушателей: сержанта Локстона, инспектора Асагаву и доктора Твигса. Весь предыдущий день титулярный советник пролежал пластом, медленно приходя в себя, и лишь после десятичасового глубокого сна наконец полностью восстановил силы. И вот теперь, в полицейском участке, рассказывал приключившуюся с ним невероятную историю членам следственной группы. Асагава спросил: – Господин вице-консул, вы совершенно уверены, что это тот самый старик, который в «Ракуэне» ударил капитана? – Да. Маса не видел его в спальне, но когда я с помощью переводчика попросил его описать человека из «Ракуэна», приметы совпали: рост, возраст, наконец, особенный, пронзительный взгляд. Это он, никаких сомнений. Познакомившись с этим интересным г-господином, я готов поверить, что он нанес Благолепову смертельную рану одним-единственным прикосновением. «Дим-мак» – кажется, вы так это назвали, доктор? – Но зачем он хотел вас убить? – спросил Твигс. – Не меня. Масу. Старый фокусник откуда-то прознал, что у следствия имеется свидетель, который может опознать убийцу. План, очевидно, был такой: усыпить моего камердинера, напустить на него мамуси, а выглядеть это будет, как несчастный случай – тем более, что в Сеттльменте такое уже было. Мое неожиданное появление помешало осуществить этот замысел. Визитер был вынужден заняться мной и проделал это так ловко, что я не смог оказать ни малейшего сопротивления. Не понимаю, почему я до сих пор жив… Вопросов множество – просто голова кругом. Но самый важный – откуда старик узнал о существовании свидетеля? Сержант, доселе не проронивший ни слова и лишь мрачно посасывавший сигару, изрек: – Слишком много болтаем. Да еще при посторонних. Что, к примеру, тут делает этот англичанин? – и невежливо ткнул пальцем в сторону доктора. – Мистер Твигс, принесли? – вместо ответа обратился Фандорин к врачу. Тот кивнул, достал из портфеля что-то плоское и длинное, завернутое в тряпку. – Вот, сохранил. А чтоб покойнику не лежать в гробу с голой шеей, пожертвовал свой собственный, крахмальный, – сказал Твигс, доставая целлулоидный воротничок. – Можете с-сравнить отпечатки? – Титулярный советник, в свою очередь, развернул некий сверток, извлек оттуда зеркало. – Оно лежало на подоконнике. Делая кульбит, мой т-таинственный гость коснулся поверхности пятерней. – Что за чушь? – пробурчал Локстон, наблюдая, как Твигс разглядывает в лупу оттиски. – Большой палец тот же самый! – торжественно объявил доктор. – Отпечаток в точности, как на целлулоидном воротничке. Дельта, завиток, разветвления – все совпадает! – Что это? Что это? – быстро спросил Асагава, придвигаясь. – Какая-нибудь новинка полицейской науки? Твигс с удовольствием принялся объяснять: