Эти две дамы охотно согласились стать понятыми. Офонарели больше чем от стрельбы и драки, когда пришедший в себя Аркадий обтер битый фейс салфеткой и развернул пакет с взяткой. Десять тысяч рублей в 1982 году — целое состояние, цена новых «жигулей» плюс сверху за открытку или кооперативной двухкомнатной. Обе понятые как по команде разинули рты. — Мне бы столько денег в руки, никакое КГБ не остановило бы, простонала старшая из пары. Аркадий, глянув на её объёмистый фюзеляж, согласно кивнул. Тщедушного скрутили, а та на его месте пробила бы заслон без всякого пистолета в руках. Одним энтузиазмом. Валентина Ивановна по-прежнему сидела за столиком, правда — уже без салата, и качала головой с самым грустным выражением глаз. В них было написано: во что я ввязалась… Топая к «Счастью» за Элеонорой, Егор вдруг подумал, что больше всего от происшедшего выиграли Дима Цыбин и их отделение. Шутки в сторону, под самый Новый год в отчётности по преступности появляется палка размером с фонарный столб: задержание с поличным при получении взятки в особо крупном размере двух ответственных должностных лиц, действовавших по предварительному сговору! Хоть Дима не имел к этому ни малейшего отношения, преступление пресечено на Первомайской территории, стало быть — идёт к ним в актив. И никакого конфликта с горотделом БХСС — не Цыбин же задерживал горемык, ломая им руки… * * * Примечание к главе 11. Автор признаётся, что реплики «Слушаюсь — это мой любимый глагол» и «Страна непуганых идиотов» заимствованы из фильмов «Полярный» и «Гений», авторам сценария которых — отдельное спасибо. Глава 12 Через сутки, вечером вторника, Кабушкина огорошила заявлением: увольняюсь. Они пили чай в её кабинете, откуда Егор забрал диктофон. Перед отдачей в КГБ прослушал запись на кассете. Директриса отыграла роль на все сто, сказала всё, что нужно и ничего лишнего, хорошо слышны были многозначительные «гм» амбала и вкрадчивые «десять тысяч рублей закроют проблему, если решим с ними сегодня до вечера», произнесённые, как выяснилось, заместителем начальника городского отдела, того самого маломерка, что с патроном в стволе героически кинулся на двух оперов госбезопасности. Сразу после пачки изобличающих преступный умысел фраз раздался звук уходящих шагов, все покинули обитель Валентины, а из диктофона грянуло: Ra Ra Rasputin — Lover of the Russian queen, только очень тягомотно и едва узнаваемо, потому что плёнка тянулась вчетверо медленнее обычного. — Валентина Ивановна, вы же — работник торговли в третьем поколении. Переучёты, ревизии, встречные проверки, пересортица, недостача — это ваши будни. Проза жизни. — Но не арест ОБХССников со стрельбой и переломами рук. Это уж чересчур. По любым меркам. Полные и ярко крашеные губы сомкнулись в полоску непреклонности. — Колхоз — дело добровольное, — пожал плечами Егор. — Только время выбрали неподходящее. Во-первых, увольнением вы фактически признаёте, что в магазине творится нечто плохое. Оба арестанта вопят: мы вскрыли беспредел! Фуфельную поставку товара по бестоварным накладным! Естественно, им затыкают рот обвинением, что те сами создали видимость, дабы иметь повод для наезда и вымогательства взятки. Но вы укрепите позицию врага. — Допустим, после Нового года. По состоянию здоровья. — Ещё раз — ваше право. Я не Ясир Арафат, вас ни к чему не принуждаю. — Ваши антисемитские шуточки… — Говорят только о том, что, работая в торговле, пусть не штате, а практически, я сам стал евреем. Евреем по профессии. Поэтому подкалываю вас по-свойски, как соотечественник, а не как гой-юдофоб. Ладно, проехали. Валентина, вы хоть понимаете, что сейчас можете продавать героин на развес с прилавка, и «Счастье» не тронут? Кому в здравом уме придёт в голову нападать на точку, куда по звонку прилетает бригада КГБ, арестовывает со стрельбой и ломанием рук, потом начинает потрошить всех вокруг? Конечно, их управление нас не крышует. Но шороху навели! Нас одолеет только спецбригада из Москвы, но мы на такой уровень не нашкодили. — Это не надолго, — возразила Кабушкина. — Поймут, что мы голые. Поясни фразу про «всех вокруг». Кого? — Пока — только сам горотдел ОБХСС. Тот мелкий… — Леонов. — Да. Он сообщил, что приказ крушить «Счастье» отдал сам начальник отдела, амбал тоже слышал, оба подтвердили показания на очной ставке с начальником. Уже бывшим. Аркадий сказал, что Леонов прошептал между репликами: «на какой мелочи погорели», и его босс: «да-а-а…», там деньги крутились — не чета нашим. — За них будут мстить, — продолжила гнуть своё Кабушкина. — Если лично вам, то увольнение не спасёт, простите. Но я предлагаю иное. Не бороться с системой, а врастать в неё. Хочу переговорить, но не с вашей Абрамовой, а с Кацем, директором торга. Ви понимаете, таки везде наши люди. Совершенно верно, нарушены правила игры, мы ввалились на рынок с грузинским дешаком как слон в посудную лавку. Валентина Ивановна, мне и Элеоноре по двадцать два года, что же вы, умудрённая опытом, не подсказали? А теперь в кусты? Она задумалась. — Возрастом меня попрекаешь? Припомню. Но… Будет вам встреча. Заключите гешефт, и только если лично он сам порекомендует мне остаться, я, возможно, переменю решение. А пока неспешно солью склад в Колодищах. Увы, плюс пятнадцать процентов к входной цене и только прибалтам. Чтоб забрали всё сразу, увезли далеко. — Двадцать пять. Резюмирую. Пока схема через «Счастье» неработоспособна. В том числе, потому что Роза Станиславовна стучит в ОБХСС. Начиная с «Вераса», но «Верас» боялись хлопнуть. — Вот шикса! — прошипела Кабушкина. — Ничего… Получит выговор. Потом выбор — уволиться самой или по статье. — Аккуратно. Иначе даст официальные показания по леваку. — Не посмеет, — вставила Элеонора. — Хитрая, но трусливая. Как узнала, что мой парень завалил того человека-скалу, вообще едва в обморок не упала. Я её давно подозревала. — Выше нос, девочки! — Егор допил чай и отставил чашку. — Мы поделили наследство Бекетова. Грузинского барахла продано процентов сорок, а мы близки, чтобы отбить поставку. Первый транш получил водитель, пересчитаем и опустим их за пересортицу, в январе мотнусь в Москву — отдам их человеку остаток. Согласитесь, неплохо получается. Так или иначе, с грузинами надо продолжать. Только внести коррективы. Да, мы сделали ошибки, увидели, в чём недоработки. А как бы узнали о них, не попробовав? В Новый год идём с отличным активом, да, Валентина Ивановна? Та совсем смягчилась. — У нас дача в Ждановичах. Хорошая, тёплая, с печкой, с банькой. Тридцать первого с утра мы там. Приезжайте с ночёвкой! Отметим, — она улыбнулась. — Двумя дружными еврейскими семьями. — Спасибо. Искренне, — ответил Егор. — Но, увы, я отмечаю Новый год в Первомайском РОВД и смогу присоединиться к вам лишь первого, после девяти утра. — Значит, истопим баню первого, хорошо? — Элеонора легко дёрнула его за рукав. — Выпьешь водочки, закусишь кошерным сальцем… — Но-но, шабес-гойка! Не опошляй кашрут. — Тем более наш новый год, Рош ха-Шана, празднуется в месяце тишрей, — добавила Кабушкина. — Уже прошёл. Эх, Егор, не получается из тебя еврей… Хоть ты хитрее большинства из нас. По дороге на Сельхозпосёлок Элеонора спросила, не отвлекаясь от вождения. — Ты не похож на триумфатора. Даже после вчерашнего бенефиса. Почему? Ведь победил… Вроде. — Потому что каждый раз, преодолевая очередной тяжкий рубеж, я вижу впереди не стол с красным кумачом и на нём золотой кубок с надписью «Егору Евстигнееву — герою Галактики», а всего лишь следующий поворот, продолжение той же дороги с ухабами. Песню такую слышал, сейчас… Он напрягся, вспоминая слова, затем спел, выстукивая аккомпанемент по пластику салона, не имея гитары под рукой. Вот новый поворот, И мотор ревёт, Что он нам несёт — Пропасть или взлёт, Омут или брод, И не разберёшь, Пока не повернёшь За поворот. — Да, я слышала! Группа «Машина времени»[1]. По телеку в «Голубом огоньке» крутили. Не знавший точно даты появления этой песни, Егор уж подумал предложить её «Песнярам». Хорошо, что Элеонора предупредила. Надо выяснить, ведь «Алиса», «ДДТ», «Кино», «Наутилус» и, конечно, «Аквариум» обрели популярность задолго до 1991 года. Надо не облажаться, выдав какого-нибудь «Старика Козлодоева» или «Мочалкин блюз» за своё. — Но что-то ещё не так, — настаивала водительница. — Колись. — Это ты колись. Кто такой Павлик? — В смысле? — «Ну Павлуша… Да, мой иногда задерживается. Да, когда дежурства, может вообще только утром прийти… В командировки? Редко». С кем ты собиралась встречаться у нас дома, в моё отсутствие? — Ты прослушиваешь мои телефонные разговоры… У неё дрогнули губы и руль в руках. — За дорогой смотри. Или меняемся местами. Ничего я не прослушивал. Но кассету прокрутил. Должен же был знать, что вы наговорили, и это едва не попало в руки дятлам из городского ОБХСС. — И ты решил, что я… — Ничего не решал. Ты отказала «Павлуше» в свидании. Но не потому, что верна мне до гроба. Отнекивалась присутствием меня в доме. Думаешь, я — в восторге? Элеонора вела машину ровно. Начался уже Сельхозпосёлок, улица Халтурина чистилась в соответствии с названием — весьма халтурно, бампер и защита картера скребли по смеси льда и снега. А по щеке прочертила дорожку слеза. Не развивая тему, Егор примолк. Дома, за ужином, она решилась заговорить первой.