В домашних трениках с пузырчатыми коленками и в мятой байковой рубашке он менее всего напоминал грозу уголовников города. — Я, похоже, раскрыл угон пяти машин. Тебе же полоскали за них мозги? — Само собой. — Значит так, подполковник. Нет, полковник, за бежевую «волгу» точно звезда положена. Организует гонки молодой человек по кличке «Баклан». Имя, фамилию и прописку, надеюсь, узнаем завтра. Уже чуть поздновато. Держи сокровище, — Егор сунул ему исписанный лист. — «Баклана» сдал Гена Кожемяков — родной племянник нашего дорогого Первого Секретаря ЛКСМ БССР. Юноша сидит в американке, растирает кулачком грязные слёзы по рожице и строчит повинки. Я помог ребятам Сазонова взять его с поличным при сбыте наркоты. — Иди ты… — Сам в ахрене. Прикинь, столько первосортного кокса уйдёт в унитаз! Хотел спереть часть — не вышло. Только сейчас вспомнил про нычку на кладбище, рядом с бекетовским пистолетом Макарова. Стоит перенести тайник. Можно прихватить немного, Элеонору угостить, она не пробовала… Нет, лучше не надо. — Слушай… Тут фамилии… Кожемяков — ещё полбеды. — Это не только автогонщики, но и любители наркоты. ЦК КПБ и горком партии находятся в ожидании грандиозного шухера. — Может и нет, — задумчиво ответил мудрый Папаныч. — Сазонов им всем предъявит компру и придержит. Попробуете рыпаться поперёк воли КГБ — ваши детишки строем идут на Колыму. — Это их игры. Давай дойдём до финала с автогонщиками. Зуб даю, кто-то из этого списка знает Баклана ближе, чем Кожемякин. Или автогонщиков. Слишком много народа в деле. Короче, Склифосовский. Поднимай с утра свою шарашку в ружьё. И по списку, а там — по адресам, которые тебе укажут «золотые мальчики». Если кто-то окажется несговорчив, сразу звони на Комсомольскую. Ничего, что суббота, Виктор Васильевич и его архаровцы будут ковать железо, не отходя от кассы. — Хорошо. Приезжай к десяти в управление. — Ну уж нет, — осклабился Егор. — Я половину законного выходного дня занимался оперативной работой. За твоё управление, кстати. Мне за раскрытие нихрена не светит, это же не следственная деятельность — не написал ни одного протокола. А вот когда розыск всех растрясёт, вызову повесткой и добросовестно запишу показания. Как машинописька с высшим образованием. Завтра даже телефон отключу. До понедельника, полковник! Элеонора действительно выключила свет и лежала, не шевелясь. Но когда он, вымывшись, залез к ней под одеяло, то обнаружил подругу в той самой заказанной комбинации и тонких чёрных чулках. Как ей было не жарко? Естественно, жарко стало обоим. х х х — Где тебя носит? Когда вечером воскресенья Егор включил телефон в розетку, он тут же разразился трелью. Казалось, что очень сердитой, будто звонок способен передать эмоции звонящего. Выждав первый вал, он же девятый, как на картине Айвазовского, лейтенант признался: — Да так. Отдыхал, Виктор Васильевич. Тренировался утром на «Динамо». С невестой в кино ходил. Потом в гости. А что-то случилось? — Какого чёрта ты поднял на дыбы весь уголовный розыск? Что, менты до понедельника обождать не могли? По городу все цэковские телефоны вскипели, папочки-мамочки кипятком писают, как отмазать своих чад. А мы даже по наркоте не успели всех отработать! — Виноват, товарищ полковник. Но не я, а Аркадий. При нём и при свидетеле, втором его офицере, я пообещал предупредить начальника розыска. Аркадий ничего не имел против. Кажется, при двух операх Егор брякнул совершенно о другом — о розыске повешенного с целью проверки на инсценировку суицида. Но поди проверь эти мелочи… — Аркадий своё огребёт. Но ты! Ты же — шалопай, но умнее Аркадия. Почему как всегда думал задницей, а не головой⁈ — Мне лестно слышать, что моя жопа умнее офицера госбезопасности. Что теперь делать? — Уже ничего. Сегодня сняли стружку с Сахарца и Вильнёва, что распустили молодняк, и ты лезешь куда не просят. Готовься получать благодарность по службе. Сазонов кинул трубку, не прощаясь. Что любопытно, из Первомайского РОВД номер не набирал никто. Или пытались выдернуть с утра, чтоб кинуть с одной гранатой против двух танков, потом выпить за упокой толком не начавшейся карьеры. Случившееся никак не отменяло дело на перспективу. Егор сгонял к Кабушкиной, получив увесистый пакет с золотым ломом. Торгашка с мужем жила в трёшке на Пулихова, в элитном доме, окружённом сплошь обкомовской и горкомовской публикой, выменяла эту квартиру на две двушки. Извинялась, что цены на золото начали расти. — Егорушка! Спасибо тебе за «Песняров». И сам ты хорошо смотрелся, жаль — в глубине. — Это чтоб подследственные не узнали. — Всё шутишь… За золото три шкуры дерут. Не ты один всполошился из-за Андропова. Валентина выглядела как на работе — при макияже, ухоженная. Только в чёрной шевелюре, покрытой прозрачным платком, проглядывали пластиковые бигуди. Щипцы для завивки до Минска пока не добрались. По крайней мере, до дома директора «Счастья». — Я не из-за Андропова. Если бы вытащили наследство Бекетова раньше, скупал бы тогда. Ещё раз, при Андропове ничего с деньгами не случится. А к восемьдесят пятому обзаводитесь вызовом в Израиль от существующих или выдуманных родственников. Упс… Вашим деткам придётся отслужить в ЦАХАЛ. — Ври, но не завирайся. Катя — девочка! — А вы спросите у знакомых, кто поддерживает связи с израильтянами. Служат — правда. Но это не страшно. Большой войны там пока не предвидится. Заодно найдёт себе парня-офицера из местных. Шолом! Она покачала головой с вечным еврейским недоумением — Егор действительно делится ценнейшей информацией или просто прикалывается на национальной почве. Вернувшись к себе, Егор не пошёл в дом, а, взяв лопатку, принялся ковырять мёрзлую землю, очистив кусочек под яблоней. Присыпал пакет с золотом, сверху накидал снега и льда. Это не купюры, золото не плесневеет и не ржавеет. Не заржавели за выходные и эмоции его двух начальников. — Лейтенант Евстигнеев! — Сахарец перехватил его в коридоре. — Шутки, разговоры, предупреждения закончились. Считайте себя отстранённым. На пятиминутку идти не нужно. Ждите на рабочем месте. Вами займётся инспектор по личному составу. — Слушаюсь! Открывая ключом дверь, он прикинул, не явится ли тот недотёпа из КГБ, планируемый Сазоновым на «укрепление органов внутренних дел». Раздевшись, выгрузил из сейфа уголовные дела, быстро перелистал, запрятал в стол сомнительные бумажки, расписался, где забыл сразу после заполнения протокола. Потом начал сшивать дело об угоне, до сего момента представлявшее собой только стопку листиков, соединённых скрепкой, с постановлением о возбуждении в качестве первого документа. За этим занятием его застал обещанный чин из «полиции внутри полиции», и это был не экс-офицер управления Сазонова, а совершенно незнакомый, причём в форме внутренней службы, не милицейской. — Лейтенант Евстигнеев! Я — майор Шестаков. Предъявите документацию, служебное удостоверение, карточку-заместитель, свисток, жетон, расчёску, блокнот, ручку. Заодно объясните, почему в рабочее время и на рабочем месте находитесь не в форме. По оттенкам интонаций и дебильному вопросу про форму Егор догадался, что в слегка заснеженной шинели перед ним стоит бывший партийный работник. Или комсомольский, монопенисуарно. Реальный офицер МВД, поздоровавшись, для начала разделся бы. — Понимаю, проверка. Первую ошибку не допущу и покажу вам свои документы, как только предъявите мне служебное удостоверение и предписание на проверку. Правильно? — он удовлетворённо кивнул, когда майор вытащил удостоверение и махнул им в раскрытом виде. — Спасибо. Да вы раздевайтесь. Вон шкаф, в нём вешалка. У меня документов много, запаритесь, читая. — Предпочту в общей раздевалке. — В горрайорганах нет общего гардероба. Даже гардеробщицы нет. Вы давно в системе МВД? — Это не имеет значения. Он всё же разделся, но шинель и шапку положил на стулья у окна. Сам занял стул для подозреваемых. — По списку. Удостоверение, карточка-заместитель, личный номер, блокнот. Ручек — целый набор. Свисток, — Егор даже дунул в него, доказывая, что он — настоящий, работоспособный и на боевом взводе. — Свисток должен быть на ключах, а не в ящике стола. Как и личный номер, — ворчливо заметил Шестаков. — Но я предъявил? Пункт пройден успешно, отметьте себе. Да, расчёска. Лейтенант ухмыльнулся. Его коротко стриженый ёжик никакая расчёска не уложила бы в ином порядке. Зато хорошо держался парик на концерте. — Ладно. Служебные документы. — Вы имеете в виду уголовные дела? Помечайте: следователь не нарушил уголовно-процессуальный кодекс и не раскрыл тайну следствия. Я имею право показать их только вышестоящему следственному начальству или надзирающему прокурору. Это всё? — Нет! Не всё! — майор начал закипать. Или демонстрировать показное возмущение. — Вы хоть понимаете, во что втравили своё отделение? Геннадий Николаевич лично держит на контроле! — Геннадий Николаевич? Вы имеете в виду министра Жабицкого? — Догадливый… Где же была твоя догадливость, когда опорочил два десятка семей уважаемых людей, руководящих сотрудников аппарата ЦК, обкома и горкома партии? — Во-первых, перестаньте мне тыкать. Или мне тебя тоже по имени называть? Ты у меня в кабинете. Чего хамишь? Ой, водички предложить? Действительно, майор был ошарашен настолько, что, казалось, проглотил запасной магазин от ПМ и сейчас не мог вымолвить ни слова. — Во-вторых, товарищ майор, я с пятницы не произвёл ни одного следственного действия, никого не допрашивал, не отправлял никаких писем и ничем не тревожил уважаемых начальников. У вас есть противоположные факты? — Да! С вашей подачи… — он всё же вернулся к обращению на «вы». — С вашей подачи за субботу и воскресенье вызваны и подвергнуты допросу юноши и девушки, дети самых достойных родителей Белоруссии! — Что значит — с подачи? Я никого не вызывал, не допрашивал. Субботу и воскресенье провёл с невестой, в свои законные выходные. В пятницу выступал с «Песнярами» во Дворце спорта, в своё законное личное время. Был очевидцем, как госбезопасность задержала с поличным торговца наркотиками, но не сына, а всего лишь родного племянника Первого Секретаря ЦК Комсомола. Щенок сначала хорохорился, что высокосидящий дядя укроет его любое преступление, потом скуксился и накатал повинную. Дядю ещё не погнали с работы взашей? Но это не моё дело. Я другие расследую. — Указали на вас как инициатора безобразия… — Майор! Позвольте, я включу магнитофон, и вы ещё раз под запись охарактеризуете оперативно-следственные мероприятия КГБ как «безобразие». Но, думаю, мне и так на слово поверят. — Думаешь, твои друзья из ГБ тебя защитят? Министр ясно дал понять: чтоб в органах духу твоего не было! К вечеру! — Почему? Свисток на месте, расчёска тоже. Вне дежурств следователь вправе носить гражданское, читайте приказ, вам уже, наверно, оформили допуск. Хоть одно нарушение у меня нашли? — Найдём. И ваш начальник подскажет. Он тоже будет рад от вас избавиться. — Не худший вариант. Все мои друзья-выпускники, кто не был в армии на действительной, служат за речкой военными дознавателями. Год за два, рост до старлея, харчи, после Афгана — перспектива в военной прокуратуре… Шестаков! Наверно, я буду себя считать вам обязанным.