– Много чего, – перевернул страницу Каледин. – После открытия Америки испанцы и французы стали отлавливать черных рабов по всей Дагомее и перевозить на сахарные плантации в Новый Свет… в том числе и на остров Гаити. Благодаря этому острову и появилось слово зомби – сейчас оно пропитало всю мировую культуру, включая даже коктейли. Можно ли представить себе один год без новых фильмов ужасов о похождениях живых трупов? Исключено. В 1802 году рабы на Гаити подняли восстание, перерезав французов к черту… так и появилось первое государство рабов с официальной религией – колдовством. Гаитянское вуду мутировало, превратилось в отдельное блюдо с острыми приправами из черной магии – совсем не такое, как в Западной Африке. В качестве богов рабы заимствовали католических святых, дав им другие имена… на алтарях черная кобра обвивает хвостом крест. Святилища вуду носят имя хунфор – обычная хижина с рисунками на стенах, костром во дворе, железным шестом в честь бога Огуна, барабанами для введения в транс и столбом митан в меловом круге, вниз по нему скользят вызываемые духи – лоа. Один из способов вселения лоа в человека – это ром. Жертва ползает по полу и извивается, как змея… – Вот оно чтооооо… – забралась глубже в пену Алиса. – Тогда я уже неоднократно видела появление духов из загробного мира. Только там, кажется, в качестве проводника выступали не ром, а виски и водка. На женских лоа действует шампанское – смотрела я любительские ролики с телефонов в Инете, где княжна Белосельская, упившись, на столе стриптиз танцевала. Потом оттуда свалилась и пыталась ползти. Очень похоже. – Что шампанское… ты еще не видела, какие лоа с чистого спирта приходят, – глубокомысленно заметил Каледин. – Правда, там никто не ползет – да и вообще не двигается. Ладно, это чисто русская специфика, на Гаити иначе: для вызова конкретно лоа нужен не абы кто, а хунган и мамбо – соответственно жрец и жрица. Верховного начальства, типа нашего патриарха или католического папы римского, в вуду не существует – сколько в стране хунфоров, столько и ответвлений колдовства. Общий стиль один. Колдуны обязаны совершенствоваться: постигать новые заклинания, уметь варить зелья, наводить порчу… ну и, соответственно, воскрешать мертвых. Для превращения трупа в зомби необходим высший уровень, шестой. А теперь – сюрприз. Самая опасная разновидность вуду – это конго… включает в себя нутряное зло, чернейшую магию, тесное общение с мертвыми… зачастую ритуалы проводятся среди человеческих костей или на кладбищах. Жрецы конго тратят массу времени на беседы с загробным миром, а лоа, представляющие духов зла, способны жить в их телах целыми неделями. Иногда и не поймешь – жив человек либо уже мертв? Фанаты конго селятся на севере Гаити, в основном в деревнях вокруг города Гонаив. Алиса фамильярно тронула Каледина пальцем ноги за ухо. – Подожди-подожди… с чего ты взял, что с Мельниковым работал хунган? – Да тут и к гадалке не ходи, – поцеловал ей пальчик Каледин. – Анализ лаборатории МВД свидетельствует, – ром в теле профессора гаитянский… марка «Барбанкур». В Москве его не достанешь, разве что у эстетов. Редкий напиток, делается по старинке – вручную, никакой автоматики. Этот ром – неотъемлемая часть вуду, без него не проходит ни одна сантерия, то бишь церемония. В дагомейских сантериях ром с Гаити не применяют – лоа любят проверенные напитки, своих мест обитания. Так вот, впервые о зомби заговорили только в конце XIX века, а в начале тридцатых годов в Голливуде слепили первый ужастик – «Белый зомби». Тогда ходили слухи: мол, мамбо стали использовать мертвецов для работы на плантациях, в джунглях как дровосеков и в качестве домашних слуг. Да-да-да. Нам-то трудно представить персонажа фильма ужасов за скучным мытьем посуды, а между тем, получается, в реальности так оно и было. Американские военные эксперты, исследовавшие тела первых зомби, установили – действительно, это свежие трупы, мозг которых по непонятной причине живет. Благодаря их действиям нынешним вечером меня посетила совершенно чудесная мысль – относительно цели грабителей могил… – О, – оживилась Алиса. – Не поверишь, я тоже об этом думала! Бесспорно, версия о клонировании звучала круто, но… нынешние обстоятельства все меняют. Если я правильно поняла, твое новое предположение – кто-то похищает останки известных людей, дабы потом их воскресить… превратив в зомби? Не знаю, соглашаться с тобой или нет. Да, я видела живой труп, но покойный профессор был совсем свеженький. А тут что получается? Допустим, восстанет Пушкин из мертвых. Как им управлять, в своих интересах использовать? Непонятно, мозга-то в черепе нет. Наивно ожидать от монстра из кусочков сухих костей, что он сядет и с ходу напишет тебе новую поэму «Руслан и Людмила». Зомби по большей части тупые рабы. Ходят медленно, шатаются, ревут заунывно… ну, так в фильмах показывают. От них запросто уйдешь, если шагать чуточку быстрей. – У тебя замшелые сведения из старого видеопроката. – Каледин едва не уронил книгу в ванну. – Реальность XXI века – резвые зомби. Мы постоянно несемся куда-то, работаем быстро, едим фастфуд на ходу. Ну и зомби тоже убыстрились… вместе с нами. Помнишь фильм «Я – легенда» с Уиллом Смитом? Трупы шустро бегают, куда там тараканам. Да и «Рассвет мертвецов» – носятся со скоростью экспресса. «Zом-билэнд» – вообще такие реактивные, что почти машину догоняют. Но дело не в этом. Чем выше уровень хунгана, тем способнее созданный им зомби. Грамотный ритуал от профессионалов колдовства творит чудеса: мертвец может адекватно реагировать, отлично мыслить и связно разговаривать – а Мельников так себя и вел. Но есть одно крохотное условие. Труп должны извлечь из могилы для сантерии не позднее семи дней со дня смерти. В противном случае – он становится рабочей лошадью, годится только для работы на плантациях. Алиса положила вторую ногу на свободное плечо Каледина. – А вот меня удивляет другое, – жеманно сказала она. – Ты правильно заметил, еще в купеческом офисе – почему профессор не укусил беднягу Чичмаркова, а предпочел нож? Так ведь сложнее с нами справиться. Согласно фильмам, укушенный мертвецом человек спустя какое-то время тоже превращается в зомби. Цапнул за ухо – и сразу тебе союзник. – Я поразмыслил – туфта это, сударыня, – сообщил Каледин, оглядывая Алису, как волк ягненка. – В кино обожают без меры лепить отсебятину. Ни одно документальное повествование исследователей зомби, никакие серьезные оккультные книги не подтверждают, что человек превратится в живой труп после укуса. Зомби спокойно перегрызет врагу горло или заразит трупным ядом, но противник не восстанет из мертвых. Для оживления нужен новый ритуал, проводимый унганом или мамбо. Да и по большому счету самим покойникам это не надо. Вот ты утром на завтрак ешь банан. Ты бы хотела, чтобы после укуса банан превратился в тебя? – Да не особенно, – зябко передернулась Алиса. – Вот и они не хотят, – подытожил Каледин. – Десять лет назад, когда я еще стажером в МВД работал, накрыли мы одну доморощенную секту, практиковавшую вуду. Тоже ребята что-то мелом чертили, сердца человечьи вырезали, мастерили куколок… По ходу расследования я магической литературы и начитался. И чего сразу не вспомнил, когда в квартире труп профессора увидел? Флаги с блестками, чертеж кровью… ром этот чертов. Времени чересчур много прошло, показалось – что-то из прошлого, смутно знакомое. А потом – как торкнуло. Умираю от желания выяснить, кто мозг профессору обратно в череп вложил. Сантерии конго позволяют создавать безголовых зомби, но они не способны выполнить приказ в стиле: «Пойди и убей тех троих по этому адресу». Примитивные рабы; мамбо их используют для мытья посуды, пропалывания сорняков в огороде… на большее не годятся. Алиса опустила обе ноги, спрятав их в пене. – Совсем как я у тебя. – Она обняла Каледина и прикоснулась губами к его губам. – Когда мы были женаты, ты дома ни хрена не делал. А я примитивно мыла посуду и часами пропалывала коридор от окурков. О, я была живым трупом, но после развода воскресла… Впрочем, спать с тобой я все-таки хочу. Да и тебе следует честно признаться: я – это лучшее, что было в твоей жизни. Душу Федора разрывал легион серьезных противоречий. – Это говорит не о твоих достоинствах, а о недостатках моей жизни, – логично рассудил Каледин. – И я бы возразил по поводу окурков, но ты взбесишься, и ночь любви пойдет коту под хвост. Лучше промолчать, пускай твое мнение жутко несправедливо. Мыть посуду – обязанность женщины. – С какой стати? – взвилась Алиса, расплескав воду за край ванной. На этом у Каледина уже не получилось сдержаться. – Это старорусский обычай, – понесло его. – На Руси так издавна повелось. Согласно историческим летописям, древние славяне давали пленным девушкам из германских племен облизывать посуду после еды – из жалости, чтобы те не умерли голодной смертью. Вашей народности привычен труд на дому, нам же, столбовым дворянам, положено бабло-с зарабатывать… а пыль вытирать – не комильфо. Я виноват, что на домработницу не хватило, однако… – Каледин тщетно пытался прикусить язык, чувствуя, что дальнейшие слова сильно некстати, – русскому дворянству приятно видеть, как остзейские немцы благородных кровей «бычки» с пола подбирают. Алиса поднялась – сверкая глазами и раздувая ноздри, подобно чудовищу из глубин океана. По груди и бедрам текли струйки воды, разбавляя белые холмы из хлопьев пены. Каледин вернул оккультную книгу на табурет. – Солнце, – заискивающе произнес он. – Может, не будем нервничать? …Далее события развивались на удивление быстро. По калединской оценке, за промежуток времени примерно в минуту его успели вытащить из ванной и шумно выставить за дверь их бывшей квартиры. Сначала на лестничную клетку полетели вещи. Вслед за ними, жалобно дребезжа, выкатился сотовый. Немного спустя последовали ботинки и кобура с револьвером. А уже потом на площадке оказался сам Каледин – мокрый как мышь, с ног до головы в мыльной пене и в полном неглиже. Ничуть не смутившись, голый Каледин нагнулся к брюкам, нащупывая сигареты. Прикурив, он выпустил облачко дыма – и, не оборачиваясь, произнес в сторону недружелюбной двери: – Спасибо, милая. Ты помнишь, соседка наша ко мне клеилась? Наверное, она сейчас смотрит в дверной глазок… и ух какие мысли-то у нее в голове… После короткой заминки пространство за дверью издало загадочное шебуршание. Лязгнул замок, и рука Алисы бросила на пол махровый халат цвета «мутного бордо» – Каледин не замедлил в него облачиться. «Эх, какая ночка сорвалась, – с некоторой досадой подумал он. – И непонятно, чего я заткнуться никак не мог? Вот же проклятый коньяк!» Не без удовольствия выкурив сигарету, надворный советник приступил к надеванию вицмундира. Стоило ему застегнуть пуговицу на горле, как в кармане с особым надрывом (как это бывает под утро) зазвонил телефон. – Ваше высокоблагородие, – вырвался из динамика испуганный голос Майлова. – Тут у нас того… опять эти… как их… останки похитили-с… – Фига себе, – удивился Каледин. – Кого на этот раз? Неужели Шаляпина? – Никак нет, – отчаянно хрипел урядник. – Прямо из морга неизвестные воры украли трупы купца Чичмаркова и заодно прохвесора Мельникова… который, изволите помнить, вроде второй раз уже труп. Каледина дернуло ноющей болью в мозгу. Это чувство сочно микшировалось со злостью от недосыпа, как коктейль в руках опытного бармена – естественное ощущение человека, жестоко квасившего всю ночь напролет. – Вы там, случайно, без меня не обойдетесь? – Не думаю, ваше высокоблагородие, – хмыкнул Майлов. – Это еще полбеды. Сейчас офис господина Чичмаркова на Тверской пылает… зарево на весь город – не успели из морга стащить жмуриков, как через час неизвестный злоумышленник здание поджег. Теперича тудыть, как пить дать, все наше начальство съедется, и в том числе его превосходительство – Муравьев… Закончив беседу, Каледин сотряс пустое пространство лестничной клетки спичем из трех-четырех энергоемких выражений. Подумав самую малость, он добавил еще парочку столь же красочно исполненных. По окончании монолога Федор уперся взглядом в часы. Он думал, стоит ли повергнуть Алису в шок свежими новостями и заодно уж одолжиться таблеткой цитрамона. Из недр квартиры, однако, не донеслось ни единого звука. В сердцах махнув рукой, Каледин начал спускаться вниз по лестнице… Глава пятая Пирамида Еблана (Раннее утро, Трехрублевское шоссе) Мохито в бокале успел потеплеть, а листики мяты, свернувшись, увяли. Комната – коробка из бело-голубых керамических стен (в ручном исполнении мастеров Гжели), с огромной шкурой мамонта (стилизация из кролика, дизайн DKNY) на полу – была оборудована как чилл-аут. Горский князь и по совместительству поп-звезда Дима Иблан уже с час пребывал в той максимальной степени ярости, какую только способен обеспечить гнев южного человека. Тыкая пальцем в гигантский экран телевизора (он заменял в чилл-ауте потолок), горец злобно вопрошал лежащего рядом с ним на шкуре продюсера – весьма упитанную и умудренную жизненным опытом + килограммом косметики пожилую даму – Иоанну Блаватскую: – Вот как это называется? Вот как, ты мне скажи, а?! – Дима-джан, – томно отвечала Блаватская, нюхая садовую розу. – В сотый раз тебе говорю, дорогой. Ты еще не умер, могилы нету. Чего красть? – Неправильно это, ох как неправильно! – горячился Иблан, инстинктивно хватаясь за пояс – там, где у горца должен быть пристегнут кинжал. – Уникальный, прекрасный случай для пиара! Я так и вижу, – он поднес к лицу раскрытые ладони, – заголовки в газете «Жисть»: «Воры вскрыли могилу Иблана – мумия внутри не обнаружена!» И все – стопроцентная заполняемость концертов в Гомеле, орхидеи и розы фанатов, бабло рекой – льется и булькает. Между прочим, мне на экскурсии в Египте гиды рассказали одну вещь… штука крышесносящая. Оказывается, ихние фараоны начинали строить себе пирамиды еще при жизни… чтобы хватило времени на масштабное сооружение. Здоровущее кладбище получилось! Почему бы и нам так не сделать? Давай организуем собственную гробницу, получим пиар. Мудрая Блаватская эпических восторгов Иблана не разделяла. – Дима-джан, – отложила она в сторону розу. – Аллах свидетель – едва ты приз от «Европовидения» получил, у тебя голова совсем в Мекку гулять ушла. Ты даже зимой выходишь на улицу в майке и босиком, дабы остаться в образе – семнадцать раз за год воспаление легких лечили. А все эти ароматы, что ты навыпускал? Откуда в твоей чудной голове взялись уникально кретинские названия – «Раздражение», и Fencing Lady – «Фехтующая леди»? Иблан с отвращением всосал в себя теплый мохито. – Мужской и женский, – хмуро заметил он. – Я не виноват, сам по телефону орал «дэнсинг», но производитель в Китае расслышал «фенсинг». А другие товары разве плохи? Детский парфюм «Штаны на лямках», младенческий освежитель «Ночной испуг», шампунь для мытья кошек «Мокрая киска»… по-моему, все удачно прошло… и газеты про них обпечатались… Блаватская ухмыльнулась, почесав многоэтажный подбородок. – Да, но освежитель для блох – это совсем лишнее, – зевнула она. – Равно как и ароматизатор свиней – ведь ни одной штуки фермеры не купили. Не звучит, имхо, слоган: «Дима Иблан – заставь свинью пахнуть гвоздикой!» Под потолком включилась реклама партии «Царь-батюшка». «Один государь строгой, другой ласковой! – поднял палец мужик в боярской шапке. – Один маленькой, а другой ишшо меньше! Первый-то, отец – по супермаркетам, а второй-то, блин – по кафе-мороженым! Двойной выбор… двойной успех!» – Народ просто еще не распробовал, – возразил Дима, выключив рекламу. – Время должно пройти. В любом случае гробница – хороший пиар, лишнее упоминание имени. Надо, дабы «Иблан» лез практически изо всех щелей. – Ты чокнулся на этом пиаре, по-моему, – захохотала Блаватская, смех ее напоминал грохот ржавого ведра, арбузные груди колыхались в такт вибрациям. – Чего добился-то? С этого месяца, согласно опросам, ты главный объект ненависти населения – третий в рейтинге, после тещ и американцев. На Тимотэ покушений нет, захирел человек в забытьи… все на тебя переключились. Вспомни прошлую неделю – целых четыре машины у концертного зала в Смоленске разминировали. Народ озверел вконец. Иблан дернул губой, зажав меж пальцев кроличью шерсть. – Мамочка, не ты ли сама меня учила? – облокотился он на шкуру псевдомамонта. – Главное – пусть о тебе говорят, а что говорят – пофиг. Принцип звездности – не творчество, а лишь индекс упоминания в СМИ. Людям по хрену, если ты не пишешь песен пять лет, но залезь в декольте к Пугачевой – на обложку журналов попадешь, писаки в очередь выстроятся. – Там чересчур много желающих, – скептически сказала Блаватская. – Запись каждый день с шести утра, и не протолкнешься. Кроме того, завели новое правило – к телу объекта допускают вьюношей не старше двенадцати лет. А тебе, если мне не изменяет память, стукнуло 28. Дед уже, щетина вовсю. – Вот именно, – опечалился Иблан. – Одряхлел, а фанатки изменчивы. Сегодня лифчики на сцену летят, завтра сухой ромашки не дождешься. И езди потом в Романов-на-Мурмане, устраивай «чес» по поселкам нефтяников близ Тюмени, обсасывай «фанеру» за тыщу евро. Не дай Аллах такого никому. Знаешь, какой мой самый страшный сон? Сижу на кухне и тупо семгу ем, будто нищий… и ни коньяка, ни масла… спекся из-за отсутствия пиара. Может, в третий раз рискнуть на «Европовидение» съездить? А что, государям челом бить… меня вон, за прошлый раз в камергеры пожаловали, значит, понравилось выступленьице… август даже высочайше сказал: «Почему этот босой парень так воет? У него что – ботинки украли?» – Августу с цезарем в условиях кризиса щас не до попсы, – взгрустнула Блаватская. – Я не спорю – было б здорово, нагрянь император на шоу Димы Иблана – повозмущался бы перед телекамерами дороговизной билетов для трудящихся девушек. Так ведь хренушки – тандем государей разве что на Deep Purple или к Маккартни пойдет. Причем сидят, подлые, на местах по две тыщи пяцот баксов – и этой ценой совершенно ни фига не возмущаются. Иблан вскочил на ноги. Задубевшие от долгого хождения босиком ступни практически не ощущали шкуру – он покачнулся, сохраняя равновесие. – У меня родилась отличная идея, – вскинул обе руки Иблан. – Вот ты утверждаешь, что меня никто не любит, да-с? Ненавидят даже – понты, музыка говно и все такое… между нами-то, сами они говно, потому что я – новый Моцарт, красавец и умница, талант-философ… но я о другом. Мы копейки не потратим на гробницу. Лозунг – «Похорони Еблана заживо!» Было заметно, что Блаватскую это предложение потрясло. – Ух ты, надо же, – пропела она басом. – Даже свою старую фамилию вспомнил. Видать, действительно ужасно тебе охота попиариться… Иблан согнулся пополам, нырнул к ней на грудь «рыбкой». – Сработает замечательно, – горячо зашептал он. – Запустим анонимный сайт… группа пожертвователей, тайный счет… а потом денежки-то рекой потекут. Особенно когда я ремикс старого хита запишу… что-то такое необычное – «Моя мулатка – огурец, этой ночью зарезан стрелец». Как станут крутить по всем каналам – народ волчьим воем заплачет. Доллары, рубли, евро – лопатой загребем, монеты со всех сторон посыплются. Отгрохаем такую пирамиду, что мумию фараона Джосера завидки возьмут. Ну а потом, грабители эти таинственные… они решат – неспроста. И ограбят склеп. Можем даже для понта пластиковый муляж положить. Кумирам имперской эстрады пора понять – не только на любви следует строгать деньги, но и на ненависти. Тех, кто нас ненавидит, их всегда больше. – Судя по тебе – так даже намного, – призналась Блаватская. – Пускай кто-то открыто друзьям расколется, что слушает Диму Еблана – ему через неделю повеситься придется. Приятели отвернутся, любовники-любовницы забудут, бомжи – и те поданную копейку станут в рожу швырять. И сейчас на твои концерты девушки ходят с лицами, замотанными в черные платки, чтоб не узнали. Я на всякий случай тебе паспорт Гватемалы купила, будет куда сбежать. Ладно, ты меня убедил. «Пирамида Еблана» – неплохая идея. Дима откатился к лохматому уху мамонта, его глаза заполнились влагой. – Быть звездой – это так скушно… – пожаловался он. – Лучше представь, как Элвису было скушно, – потрясла подбородками продюсер. – Он, несчастный, со скуки на кокаине и сторчался. А тебе-то что? – Ничего, – обиделся Иблан. – Почему ты мне своим Элвисом вечно глаза колешь? Кто это вообще? Я его в списках «Европовидения» не видел. Спи давай, а я пока гляну звоночки – наверняка шлют предложения гастролей в Европе.