Целый год Каледин ловил домушников, чистящих московские квартиры, – посему премудростей, как вскрывать замки, советник нахватался изрядно. Игла булавки погрузилась в замок. Подцепив «язычок», Федор нажал на пружину внутри, подводя ее вверх. Дверь отворилась – беззвучно и плавно. – Вуаля, – сказал Каледин, ловя на себе завистливые взгляды. Урядник Майлов крякнул, осуждающе покрутив головой. Надо же, его высокоблагородие вякнул что-то вроде «бля», а все стоят и эдаким хамством восхищаются. Скажи он хоть одно матерное слово, ему бы взыскание вышло по службе либо штраф. Трудно понять этих господ. Как иногда подумаешь – может, и зря у большевичков в семнадцатом году ничего не получилось. – Хм… – заметил Каледин. – Определенно замок не заперт изнутри – даже цепочка не накинута. Похоже, что господин урядник прав и профессора действительно нет дома. Бахилы все захватили? Надеваем на ноги, чтобы не оставить следов… тихо посмотрим и уйдем. Тьфу ты… да что это за запах? …В прихожей пахло как в аптеке, носы визитеров обоняли неясный аромат, перемешавший лекарства, спирт и сушеные травы… Ко всему прочему (Каледин был готов поклясться) – в воздухе витали запахи какао, ванили и… нечто парфюмерное. У Алисы сильно закружилась голова – выдернув из сумочки платок, она уткнула в него нос. Поступью бедных родственников, шурша бахилами по кашгарскому ковру в прихожей, Каледин и остальные проследовали в гостиную. Комната была пуста: только белый кожаный диван, люстра со стилизацией под свечи, барный столик и книжный шкаф во всю стену – с корешками толстых фолиантов, притиснутых обложками друг к другу… так плотно, что в мире людей им пришлось бы жениться. К стеклу жалась фотография – в рамке из серебра, увитой траурной ленточкой – моложавая жена профессора, в обнимку с двумя детьми, на фоне моря. Урядник Майлов снял берет – деликатно кашлянув, он перекрестился. Каледин повернулся на каблуках. Покинув гостиную, прошел к рабочему кабинету Мельникова. Остановившись перед закрытой дверью, Федор прислушался. Опять тишина. Он постучал по косяку костяшками пальцев. – Профессор? Я из полиции. Если можно, позвольте парочку вопросов. Ничего. Ни звука. Полное молчание. Федор толкнул ладонью резную пластину орехового дерева – и испытал замешательство. Профессор Мельников, развалившись в кресле, сидел за письменным столом, держа в руке ручку. Мужчина средних лет, классика «чеховского интеллигента»: в старомодной клетчатой «тройке», с полуседой бородкой клинышком, зачесанными назад волосами. Сердитым взглядом из-под золотого пенсне он смотрел Каледину прямо в глаза. Тот глотнул воздух и сразу пожалел об этом – запах сухих трав сделался совсем невыносимым. – Прошу прощения, – сказал он. – Вы не открывали дверь, поэтому мы… Небрежно отодвинув экс-супруга, Алиса прошла к Мельникову. Не успел Каледин опомниться, как она приложила два пальца к шее профессора. – Извиняться перед трупом – излишняя вежливость. Ты не понял? Он вообще-то уже мертв, Феденька. Не скажу точную дату смерти, но, судя по цвету кожи, весьма приличное время. Кто-то успел его забальзамировать. Каледин единым прыжком преодолел расстояние – от двери до кресла с профессором Мельниковым. Он также попытался проверить пульс, но оставил эту затею – разве может прощупываться сердцебиение, если тело уже остыло? Труп выглядел как живой человек – если бы не чрезмерная белизна по причине наложенной косметики. Полуседые волосы искусно убраны, словно над ними колдовал парикмахер-профи, костюм отглажен, щеки чисто выбриты… даже на ногтях – и то маникюр. Бальзамировка сделана потрясающе: покойник напоминает восковую фигуру из музея мадам Тюссо. Его легко можно принять за живого, учитывая открытые глаза. Специалист-бальзамировщик умудрился придать зрачкам выражение недовольства… будто труп желал пожурить полицейских за вторжение в частную квартиру. Алиса наклонилась к лицу мертвеца – прикрыв веки, она вдыхала аромат бальзама. Ее ноздри чувственно задергались, как у кошки, учуявшей рыбу. – Ром, – произнесла она, встречаясь взглядом с Калединым. – Профессору перерезали горло, а затем до краев накачали ромом, как сувенирную бутыль – предварительно слив кровь. – Ноготок Алисы ткнулся в разрез на шее Мельникова толщиной с нитку. – Набор неизвестных мне трав, плюс специи… надеюсь, анализ покажет. Похоже, присутствует перец. Не знаю, работал над ним один человек или целая бригада, но выполнено все блестяще. Хоть сейчас вынимай из кресла – и на бал к его величеству. Каледин отобрал у Алисы платок и приложил его к своему носу. Не отвечая, он осматривался вокруг. Понятное дело: лишнего свидетеля, который способен указать на заказчика грабежа могилы Пушкина, могли убрать – это даже вполне по закону жанра. Но для чего тогда устраивать все ЭТО шоу? …Черные оплывшие свечи. Полно свечей. Ковер (на этот раз афганский, грубой работы) завернут к стене – бальзамировщику нужен пустой пол. Большой бурый круг вокруг кресла – обрисован кровью, смешанной с землей… рядом валяются рыбьи скелеты и множество чешуек. В центре круга – рисунки, нечеткие, будто сделаны рукой ребенка… белая курица, белая обезьяна… голова клыкастого существа – с пятнышками, типа в горошек. Во всех четырех углах комнаты – лужицы засохшей крови, в каждой валяется кусочек ткани в россыпи блесток. Флажок из аналогичной материи был закреплен на столе и старательно вымазан кровью. Урядник из спецназа сглотнул, заново перекрестившись, так же не замедлили поступить прочие чиновники. Каледин поманил пальцем полицейского фотографа Терентия Лемешева. Федор молча обвел рукой комнату, от пола до потолка, как бы заключая ее в своеобразный купол, и причмокнул. Лемешев кивнул, так же не произнеся ни единого слова. Он присел, чтобы было удобнее снимать, защелкал затвором – ярко полыхнула вспышка «Никона». Федор пытался и не мог понять: почему все это кажется ему таким знакомым? – Господа, – нудно-казенным тоном сообщил Каледин, – звоните в труповозку. Тело пора доставить в морг. Требуется взять образцы тканей покойника, рыбьих костей, материи. В лаборатории будут ждать. Уже очевидно, что дело не в похищении гроба богатым коллекционером или бандитом с целью выкупа – свидетелей так не убирают. Приступайте-с. Карман на груди вдруг задрожал, вибрировал отключенный сотовый. – Алло, Каледин слушает. – Доброе утро, это Степа Чичмарков, – прозвучал из динамика задорный голос. – Мужик, мне сорока на хвосте принесла, что тебе поручили расследование со вскрытием склепа моего Пушкина. Кровно заинтересован в результатах. Если не возражаешь, зарули ко мне в офис ближе к ночи. – Возражаю, – скучно ответил Каледин. – У меня совсем нет времени. Голос в трубке это ничуть не смутило. – Типа, мужик… мне твой телефон дал директор полиции, – как бы невзначай заметил Чичмарков. – Он одобряет нашу встречу. Когда тебя ждать? – Примерно в полночь, – сквозь зубы сказал Каледин. Он с радостью запустил бы телефоном в стену, но скромность жалованья надворного советника запрещала подобный поступок. Подумать только! Заштатная купеческая морда обращается к нему на «ты», словно вчера они бухали в соседнем трактире. Конечно, у редких дворян в XXI веке сохранились поместья – все бабло у купцов, чьи секретари охотно нанимают на корпоративы князей рода Оболенских на балалайке сыграть и с выражением почитать стихи. Рискни возразить этому «королю пылесосов» – раз в неделю подле самого государя завтракает. Каледин уставился на Алису, подсознательно ища поддержки. Та протянула руку, щелкнув пальцами. – Что? – с неприкрытым раздражением спросил Каледин. – Платок верни, – в тон сообщила Алиса. – Он денег стоит. Федор втиснул ей в ладонь смятый платок. Внезапно его осенила идея. – Ты что сегодня вечером делаешь? – спросил он шелковым голосом. – Для тебя – ничего, – огрызнулась Алиса. – Я страшно занята. – О, как жаль… – разочарованно закивал Каледин. – А я-то думал, ты отправишься со мной в офис Чичмаркова на Тверской… говорят, его по спецзаказу лично Дольче с Габбаной разрисовали… охренеть как стильно. Ты вечернее платье в кредит взяла, жаловалась, что некуда пойти себя показать… ну, конечно, как угодно… Я к Институту благородных девиц подойду вечером, а то сама знаешь – без дамы визит наносить неудобно. – Ой-ой! – вскрикнула Алиса. – Совсем забыла – проклятая рассеянность! – Это из-за возраста, – сочувственно подсказал Каледин. – Зато я не облысею, – отбрила его Алиса. – Короче, только что случайно вспомнила. Заболел… ээээ… мой, моя… косметолог. Тебе жутко повезло – именно сегодня в полночь я и свободна. Это в интересах расследования. – Замечательно, – сладкая улыбка Каледина разлила в воздухе тонну яда. «Ну что ж, не все коту масленица, – думал надворный советник. – Алиса обладает уникальной способностью портить людям жизнь. Привезти ее на Тверскую – Чичмарков минут через пять в петлю полезет. В другой раз задумается, козел, стоит ли отрывать занятых людей от работы». Покидая комнату, Федор обратил внимание на странную вещь. Черно-красный флажок с блестками шевелился, словно его трепало ветром. …Окна оставались плотно закрытыми. Никакого ветра здесь не было. Глава восьмая Саркофаг из гранита (Парижъ, у моста Александра III) Люсьен Фонарик ударился о мрамор, откатившись к колонне, пятно света остановилось, мелко дрожа. Сила выстрела толкнула Анри в объятия мраморной богини в античной тунике – он ударился головой ей в живот. Тело выгнулось, повернув шею, мертвец смотрел своему убийце в лицо. Секунда – и Анри сполз к ногам богини Победы, оставляя на мраморе широкий красный след. Дуло пистолета вернулось к потолку, глушитель превратил звуки выстрелов в шипение, видеокамеры рассыпались пылью мелких осколков. Античные существа с выложенного золотом купола молча взирали с фресок на труп, распростертый посреди лужи крови. Человек в форме охранника – лысый крепыш с квадратным лицом – сунул пистолет за пояс. Отлично. Пока они разберутся, в чем дело, он успеет скрыться – пути отхода заранее определены. Сигнализация сработает чуть позже, после взрыва… время еще есть. Sms от Сали пришло 15 минут назад. Думается, сейчас весь Париж в панике от дерзости террористов, осмелившихся взорвать бомбы в центре переполненного людьми вокзала Gare du Nord. Цель услаждала взгляд – саркофаг из русского порфира на гранитном серо-зеленом цоколе – смешно, он всегда напоминал ему ванну чудаковатого нувориша. Мозаичный венок ожерельем смыкается вокруг гробницы, каменные листья испачкала красная жидкость – на полу жалко скорчился труп Анри с раздробленным затылком. Дева Мария, сколько же в нем крови, прямо как в зарезанной свинье. Прости-прощай, старичок. Да, мы напарники, да, давно работаем вместе… но два миллиона евро – это все-таки, извини, два миллиона евро. И не говори, что на моем месте ты поступил бы иначе. Присев на корточки, Люсьен достал из сумки три самодельные бомбы, вернее, бомбочки – похожие на мыло куски пластиковой взрывчатки С4. Лучше бы обойтись без тротила, но пардон – гранит толстенный, саркофаг автогеном не вскроешь. Со взрывчаткой Люсьен работать умел: пять лет «оттрубил» в Африке, в саперных войсках. Отодвинув ногой голову Анри, убийца приклеил С4 обычным скотчем с обоих боков гробницы, у самой крышки – чуть повыше гранитных венков. Отбежав за ограду с барельефами, Люсьен нажал кнопку на пульте. «Мыло» рвануло в унисон, пространство между статуями богинь в туниках заволокло дымом. Стекла окон чудом уцелели… то ли их сберегли золоченые кресты, то ли волна прошла совсем низко и весь удар взрыва приняли на себя статуи. Люсьен верно рассчитал заряд – крышка саркофага, треснув, развалилась на крупные куски и просела внутрь. Эффект – супер, но дело еще не кончено. Внутри – целых шесть гробов, друг в друге, словно русская матрешка. Один жестяной, один – красного дерева, два цинковых, один из черного дерева, и последний – из дуба. Дерево-то истлело, а вот цинк придется вскрывать как консервную банку. Заряд – совсем чуть-чуть взрывчатки. Бумммм! Обломки дерева и куски железа взлетели вверх, с треском посыпавшись на головы богинь. Кашляя в дыму, Люсьен прыгнул в «брюхо» саркофага, запустив руки в мешанину содержимого. Останки пахли странно – медицинской стерильностью и аптекой. Сухие кости шуршали, рассыпаясь в ладонях, – Люсьен горстями пихал их в сумку вместе с пуговицами, обрывками грубой материи, кусочками шелка. Последним оказался круглый, как яблоко, череп с остатками жидких волос. Убийца пошарил рукой по дну, пальцы до крови кололи осколки гранита. Нет, пусто. Он забрал все, что можно. Оперевшись на бортик, Люсьен спрыгнул на пол, не забыв сумку с набором костей. …Пора. Сейчас сработает сигнализация. Мишель уже ждет. Мишель 82 года – это все-таки не шутка. Старик был уверен: второго такого шанса ему не представится и лучше не рисковать. Когда на него вышли с предложением – он даже не колебался. Цену назначил божескую, хотя и немалую… Без его помощи у них нет вариантов, вообще нет. В Доме Инвалидов содержится сотня ветеранов, к каждому не подкатишься, слухи же расползаются быстро. Мишель зябко повел плечами. Лето, а такой холод на улице, ветрище. Впрочем, в последнее время он часто мерзнет – старческая кровь, что поделаешь. Приняв предложение, Мишель подошел к делу со всей ответственностью: как-никак бывший офицер, командовал ротой в Алжире, из руки доктор две пули достал… с тех пор она и не гнется. Старик заимел строгую привычку ближе к полуночи прогуливаться между аллей и фонтанов комплекса, объясняя, что пребывание на свежем воздухе помогает ему уснуть. Чудаковатых дедков в Доме хватало, и охране предписывалось относиться к ним с уважением – старички храбро защищали Францию. Увидев по телику новость о теракте на Gare du Nord, Мишель понял – пора готовиться. Прихватив рюкзак и портфель, которые позавчера передал ему Сали, старик вышел в направлении Собора, слушая стрекотание ночных цикад. Несмотря на взрыв, окна здания были на месте, а непрерывный вой сирен, доносившийся со стороны творения Эйфеля, способен заглушить пушечную канонаду. Люсьен появится с минуты на минуту – старик затаился в кустах, с левой стороны церкви. Он не хотел признаваться, что завидует молодому сообщнику. Вот надо же, сумел ухватить фортуну за хвост – всего сорок лет, а сцапал жирный куш… эх, вот был бы он сам помоложе… А теперь ему, сгубившему здоровье на войне, подачкой кидают вшивую комнатенку в Доме Инвалидов и говорят: радуйся, ты будешь жить в знаменитой богадельне… мы признаем твои заслуги. Поганые собаки. От горьких мыслей его отвлек топот ботинок – из здания церкви выбежал Люсьен. От взгляда старика не укрылось, что сумка Люсьена обвисла, наполнившись чем-то тяжелым. Мишель приложил руку к груди, пытаясь унять бьющееся сердце. Оглядевшись, Люсьен рванулся к кустам. – Успел? – спросил Мишель напарника, едва охранник достиг «зеленого друга». – Да, мон колонель, – весело ответил тот. Его рукав был в крови, и мудрый Мишель не стал задавать вопрос, куда делся Анри. В Алжире он убивал людей совершенно бесплатно, а тут такие-то деньги всего за один труп. – Держи, – Люсьен пихнул ему сумку. Старик сейчас же сжал ее крючковатыми пальцами. – Неси, Сали ждет. Сигнализация включится через 20 минут, так уж она устроена – никакой хакер не поможет. Давай сюда моё. Мишель без звука протянул портфель. Уложенные в пачки там лежали деньги – туго спрессованные банкноты по 500 евро. Люсьен не стал проверять – люди надежные, с задатком не обманули. Высыпав тяжелые пачки внутрь плотно застегнутой на животе куртки (и став толще чуть ли не в два раза), он вылетел из кустов, махая бегущим к Собору охранникам. – Это налет! – громко закричал он. – Террористы! Вызываем спецназ! Охранники припали к земле, защелкали затворы, завопили рации. Из дверей Собора валил дым – кажется, что-то загорелось. Люсьен рухнул в траву, пару раз выстрелил наугад, в воздух, коллеги поддержали его, паля из пистолетов. Спрессованные деньги больно упирались в живот и грудь, но это была приятная боль, ценная тяжесть. Перекатившись, он прыгнул через стену… Мишель восхищенно покрутил головой. Ну, ищи ветра в поле, а коллеги-то, дураки, сейчас поражаются героизму Люсьена. Их не волнует, почему парень за два часа так капитально растолстел. Ковыляя, он поплелся к воротам, придерживая локтем сумку. В суматохе никто не обратил внимания на выжившего из ума старика – глупый дед, несмотря на дым, вой сигнализации и выстрелы, не может отказаться от своей любимой прогулки. Прошло минут двадцать, прежде чем Мишель миновал пределы Дома Инвалидов и добрался до моста Александра III. Стоя неподалеку от покрытых золотой краской орлов, прямо под фонарем посреди круга света, его ожидал смуглый, чернявый парень невысокого роста, в кожаной куртке. – Сначала деньги, – строго приказал ему Мишель. – О, разумеется, месье, – ответил тот с сильным албанским акцентом. В отличие от легкомысленного Люсьена дед разорвал одну пачку, пересчитав деньги. Нет, все правильно. Обманывать им не с руки. Албанец скрылся в ночи, забросив за спину мешок с костями, а старик присел – прямо на асфальт. Надо немного передохнуть, а потом двигаться куда-нибудь. Куда? Да неважно. Новому миллионеру везде будут рады. Как насчет Рио-де-Жанейро, месье полковник? Сейчас самое время для хорошей капириньи54.