Он выглядел таким испуганным, каким Соня никогда в жизни его не видела. Он стиснул ее в объятиях, крепко прижал ее голову к груди, где бешено колотилось его сердце, и забормотал что-то совершенно неразборчивое. — …Никогда больше так не делай, слышишь?.. Соня почувствовала, что готова вот-вот разреветься, но, до боли сомкнув веки, не выдавила ни слезинки. Плохо. Это очень плохо. — Не сделаю, — сказала она и отстранилась, делая несколько шагов назад. Стук чужого сердца все еще отдавался у нее висках. Степа потянулся за ней, но она покачала головой, глубоко вдохнула и выдохнула, расправила плечи и приготовилась приблизиться снова. — Соня? — растерянно проговорил Степа. Наверное, он почувствовал неладное. Соня все еще не знала, как выглядит, когда теряет человеческие черты. Она могла почувствовать во рту зубы — и только. Но она помнила Тимура Андреевича и его налившиеся болезненным красным глаза, помнила, как его темный силуэт выпрямился и опасно замер. Это была готовность к нападению. Соня, кажется, тоже готова была напасть. Она почти не заметила, в какой момент мышцы ее ног напряглись, верхняя часть тела плавно качнулась чуть вперед, а руки неестественно приподнялись. У нее тоже краснеют глаза? Она моргнула, сгоняя сухость, но неприятное саднящее ощущение никуда не делось. Это от резкости, вдруг поняла она. Свет в коридоре был слишком ярким! Окружение стало четче, потому и глаза заболели с непривычки. До чего странно и жутко… Она почти не помнила подробности того, как нападала на Кристину вчера, а прячась весь день в углах квартиры Тимура Андреевича, в ее прохладной тени, она этого не замечала, а теперь на свету этот недостаток наконец проявился. Глаза вампиров были предназначены для охоты ночью… Но это, конечно же, не помешало бы ей броситься вперед и схватить человека быстрее, чем он это осознает, при искусственном освещении и, как она подозревала, при солнечном свете скорее всего тоже. Просто очередное неприятное и очень раздражающее открытие. Соню затрясло от негодования, и она провела языком по заострившимся клыкам. — Что… — Степа захлебнулся воздухом, когда она внезапно оказалась совсем близко. Она снова нацелилась на запястье, хотя мелькнувшая в распахнутом вороте куртки кожа на шее показалась куда более аппетитной. Это мысль не могла принадлежать ей… — Прости меня, пожалуйста, — жалобно пролепетала она и распорола клыками кожу на руке Степы. Кровь почти что жениха была немногим более приятной на вкус, нежели кровь бабы Вали, но все такой же невкусной. Соня сделала два глотка и на третьем заставила себя отпрянуть — как отвратительно, она ведь даже не была голодной! Она сразу поняла, что от неаккуратного укуса у нее испачкался рот и одна капля щекотно скользнула по подбородку, поэтому под обескураженным взглядом Степы поспешила ее вытереть. — Как это? — только и спросил он и вместо того, чтобы напрячься, испугаться, встать в защитную позицию или броситься бежать, расслабленно опустил плечи и уголки губ. Значит, вот как это происходило… Смирение и безоговорочное принятие. Соня в который раз за сегодняшний день возненавидела себя. — Перестань обо мне беспокоиться, — озвучила она свой приказ и, сглотнув ком в горле, добавила: — И не приезжай больше ко мне. Степа сдвинул брови и, закрыв глаза, медленно кивнул. — Мы расстаемся? — Не говори никому об этом… так. Она не осмелилась признать вслух, что да. Это совершенно точно было расставанием. Тимур Андреевич часто повторял что-то про важность любви, но Соня почему-то не могла вспомнить сейчас ни единого слова, которое заставило бы ее передумать. Если всегда есть риск случайно перегрызть шею любимому человеку, то стоило ли оно того? Любила ли она Степу? Конечно. Как это вообще возможно: не любить человека, с которым больше половины всей жизни шла бок о бок? Они даже не успели создать свою собственную семью, но он уже был ее частью — почти брат, которого у нее не было. Он будет членом ее семьи и дальше. Просто больше не рядом и в безопасности. Как мама и дед. Степа был задумчивым и не походил на безвольную бабу Валю. Между его светлыми бровями залегла печальная складка. Под подчинением Сони он продолжал реагировать так же эмоционально, как и без него, и, кажется, где-то в глубине души, докуда чудовищная вампирская власть добраться не могла, он понимал, что происходит. И ему было больно. — Поезжай домой, ладно? — не приказала, но попросила Соня. — Ладно. И все. Вот так просто. Она до крови закусила губу и сжала ладони в кулаки. Когда за Степой закрылась дверь, Соня выключила режущий глаза свет и наконец смогла расплакаться. Она думала, что испытает облегчение от пролитых слез, но сердце заныло лишь сильнее. Если бы только месяц назад она повела его в другую сторону… Если бы обезумевшему от долгой жизни и одиночества старику-вампиру не приспичило умереть именно тогда, когда Соня поделилась своими мечтами о будущем… Если бы он только выбрал кого-то другого… Соня бы и дальше продолжала исправно ходить на работу, учить английскому детей, не ладить с девятиклассниками, огорчаться, но стараться дальше и однажды преуспеть. Она могла бы общаться с коллегами больше, окончательно сдружиться с Мариной и Виктором Ивановичем и не чувствовать себя одинокой в чужом городе. Она не прогнала бы Степу, а согласилась бы выйти за него замуж. Может быть, спустя три года они бы решили остаться тут и не возвращаться в Горький. Соня могла бы жить тихой и счастливой жизнью в этом небольшом городке. Она сплюнула на ладонь слюну, которую тяжело было сглотнуть. В ней чувствовалась кровь, и это сводило с ума. Увидев красные потеки, Соня всхлипнула и бросилась в ванную. Надавив пальцем на корень языка, она согнулась над унитазом. Этот день будет отмечен черным в ее календаре. Годы не сотрут его из памяти, сколько бы лет она ни была способна уместить. Соня не позволит себе забыть, потому что если это то немногое, что сохранит в ней человечность, напомнит ей о стыде, разочаровании и боли, то она будет цепляться за это до самого конца. Если этот конец однажды придет. И кусать лишь ради того, чтобы исправить свои ошибки, она больше никого и никогда не посмеет. Соня, глядевшая на нее из зеркала, кивнула данному обещанию. Никогда. Глава девятнадцатая, в которой сквозь мрак пробивается свет — Вы не только без предупреждения пропустили день. Вы также не ночевали дома, и ваша бабушка была вне себя от беспокойства, обзванивая ваших коллег! Как же так, Софья Николаевна?.. Что заставило вас проявить такую вопиющую безответственность? Любовь Васильевна отчитывала ее, как школьницу, и Соня искренне хотела гореть в пламени стыда, прямо как раньше. Если бы ее не занимали совершенно другие чувства, на фоне которых прогул казался незначительным досадным недоразумением. Она бы вообще не пришла на работу, если бы Тимур Андреевич вчера поддержал ее идею сбежать в лес. Но у него был опыт, которого не было нее. Как бы Соне ни была ненавистна новая жизнь, она должна была смириться с ней рано или поздно, поэтому все, что она могла делать теперь — это заставлять себя прислушиваться к доводам того, кто когда-то смог совладать с этой силой, причем разными способами: побывав и чудовищем, и добродетелем. Он тоже когда-то думал, как она, но, в отличие от нее, прекрасно знал, к чему воплощение таких разрушительных идей приводит. Соне пришлось согласиться. Если она станет отдаляться от людей в бесплодных попытках обезопасить их, это навредит ей больше, чем она сама могла бы навредить. — Вампиры не животные и не монстры, — однажды сказал Тимур Андреевич, когда Соня, едва дослушав его новый список правил поведения для начинающих вампиров, разозлилась и впала в очередную истерику, крича, как она ненавидит его и то, что он с ней сделал. — Монстром, не способным контролировать свой голод, их делают гнев, одиночество и скука. — И луна! — сквозь зубы напомнила Соня, которой в те дни начали сниться первые кошмары. — Да. Но и это не беда. Вампиры — разумные существа. Если не будешь поступать опрометчиво и идти на поводу у страхов, никто не пострадает. Соня решила хотя бы попытаться. Она пришла в школу к своему рабочему часу, не придумав достойного оправдания прогулу, и встретила завуча по дороге к шестиклассникам. Увидев вытянувшееся лицо Любови Васильевны, Соня неосознанно нырнула в размышления о том, что проблем вмиг стало бы меньше, если бы она просто укусила ее так же, как бабу Валю и Степу. Однако Любовь Васильевна не единственная, кого волновало ее отсутствие. Директор? Бабушкины знакомые учительницы музыки и технологии? Марина? Виктор Иванович? Она могла бы покусать их всех и создать дружный и послушный коллектив, в котором к ней бы никто не придирался и в котором ее бы уважали…