Девушка посмотрела на него с удивлением. – Он мой двоюродный брат. Что бы он там ни сделал, я этого не разрешала, потому что это моя собака. – Если она твоя, почему же она была не с тобой? – Я учусь в университете. Я не могла ее туда взять. – А теперь, значит, приехала домой на каникулы и хочешь ее обратно. А что потом? Уедешь и снова оставишь ее с ним? Девушка не на шутку рассердилась. – Раньше я жила в общежитии, но в этом году перееду в дом с задним двором. Хотя вообще-то я не обязана перед тобой отчитываться. – С таким человеком собаку не оставляют, – сказал Уэйд и, отвернувшись, понес трубу на новое место. – Мне все равно, что ты скажешь, ты потеряла право называться ее хозяйкой, когда он повесил плимутрока ей на шею. – Он не говорил мне ни о каких мутовках, но если он жестоко с ней обращался, это он зря. Уэйд усмехнулся. – Плимутрок, – повторил он, опуская трубу. Девушка не понимала. – Курица. Порода такая. – Курица? – Он привязал к ней дохлую курицу. Девушка опешила, но быстро взяла себя в руки. – Очень плохо. Я скажу Гранту, что это не дело. И больше его к ней не подпущу. – Скажи-скажи, – холодно отозвался Уэйд. Затем двинулся дальше. – Я тебя подожду, – крикнула она ему вслед. – У машины. Я не стану отвлекать тебя от работы, но после мы поедем за моей собакой. На этом она резко развернулась и, пока он не успел ничего возразить, поспешила через поле к своей машине. В тот день Уэйд нарочно растягивал работу и все пытался придумать, как бы отвязаться от этой девчонки. Ее машина, стоявшая у фермерского дома, не давала ему покоя. Время от времени она заводила мотор и отгоняла машину в тень. Фермерскому сыну Джейкобу девушка в машине тоже не давала покоя – у него она вызывала какую-то мстительную ревность. В свои десять лет он был так предан Уэйду, что целыми днями таскался за ним по полю, забрасывая вопросами о собаках, смерти и, самое главное, – с чуть ли не болезненным интересом – о месте под названием Галапагосы, про которое им рассказывали в школе. Когда Уэйд зашел в амбар, Джейкоб сообщил ему: – Я ее ненавижу. – Лучше не стоит так говорить, – вздохнул Уэйд. – Но я ее ненавижу. – Делай это молча. Тогда Джейкоб сбегал домой, захватил две булки с корицей и швырнул их ей в лобовое стекло. – Что ты сделал? – рассмеялся Уэйд. – Швырнул изо всех сил. – Затем, понизив голос, он прибавил: – Но одну она, кажется, съела. – Что, прямо со стекла? Мальчик ухмыльнулся: – Нет, прямо с земли. С наступлением вечера Уэйду ничего не оставалось, как вернуться к пикапу. Девушка спала у себя в машине, свернувшись на водительском кресле, на соседнем сиденье валялась раскрытая книжка. В приятной вечерней прохладе она укрылась курткой. Уэйд завел пикап. В зеркале заднего вида девушка встрепенулась и схватилась за руль. Ехать было недолго. Она не отставала. – Ну ладно, заходи, – буркнул Уэйд, поднимаясь на крыльцо. Стоило ему открыть входную дверь, и Роза радостно залаяла. – Пегги! – воскликнула девушка, будто лай предназначался ей. Девушка прошла в дом, присела на корточки и похлопала ладонью по полу. Собака опустила голову и робко пошла к ней, виляя всем телом и растерянно поглядывая на Уэйда. – Она тебя не помнит, – сказал Уэйд. – Нет, помнит, – произнесла девушка бодрым тоном с нотками раздражения. – Привет, моя хорошая, – сказала она с широченной улыбкой. – Ты моя собака! Ты моя девочка! – Затем встала и обратилась к Уэйду: – Я могу заплатить тебе за то, что ты о ней заботился. Гранту я платила. Она достала кошелек, но Уэйд замотал головой. Пристыженная его отказом, она окинула взглядом высокие голые стены гостиной в поисках подходящего комплимента. – В общем, спасибо, – сказала она в итоге и поспешила во двор. Она позвала собаку, но та не двинулась с места. Роза вышла из дома только вслед за Уэйдом. Открыв дверцу машины, девушка похлопала по сиденью, Роза взглянула на Уэйда, тот скомандовал «Хоп!», и собака запрыгнула внутрь. Усевшись за руль, девушка опустила стекло. – Я сама водила ее к врачу с глазом, – произнесла она с мольбой в голосе. – Мне тогда было четырнадцать, и я истратила на операцию все свои деньги. Там была опухоль, глаз надо было удалять, но никто ей не занимался. Она у меня с детства. – Как тебя зовут? – сухо спросил Уэйд, заглядывая в окно машины. – Дженни. – Что ж, Дженни, меня убеждать не надо. Это твоя собака. Она ведь сидит у тебя в машине, верно? Девушка изменилась в лице и уставилась прямо перед собой. – Я не знала о плимутроке, – сказала она, чуть не плача. – Я верю, – смягчился он. Она повернула ключ зажигания. Все еще глядя перед собой, она пыталась придумать, что бы сказать напоследок, но ничего не приходило в голову. И она уехала. Уэйд еще долго стоял перед домом в зеленой траве и глядел на пустые поля за забором, и так тяжело на душе у него не было, даже когда умер отец. Ужасно себе в таком признаваться. Хотя дело не только в собаке. Увидев силуэт Дженни в поле и вспомнив мрачно-радостную походку матери в тот день, он почувствовал: эта девушка несет с собой вести о смерти. И оказался прав. В ее движениях заключалось нарушенное обещание всей его жизни: однажды он ее забудет, забудет, как лежал свет на ее волосах, забудет упрямое, дерзкое выражение на усыпанном коричневатыми веснушками лице. В начале осени фермеры выжигали поля. Дым щипал Уэйду глаза, пока он работал, – теперь он в основном обучал лошадей и помогал отцу Джейкоба с приготовлениями к зиме. Без Розы он притих и поник, и Джейкоб это видел. Он ходил за Уэйдом, почти не нарушая молчания. Разделяя его печаль. Мать уговаривала Уэйда завести другую собаку. Он отвечал, что все нормально, и в целом это было так. Запах дыма с горящих полей действовал на него успокаивающе. В этом году он не поехал в университет. Каждый день вместе с гарью он вдыхал какую-то новую, не такую уж неприятную печаль. Это была не жгучая скорбь, уже который месяц травившая ему душу, а тихая, знакомая, давняя тоска даже не столько по отцу с Розой, сколько из-за листопада, заморозков и пала травы – осенних сцен, повторяющихся из года в год, несмотря ни на что. И вот однажды в субботу Уэйд и Джейкоб брели по полю – фермер попросил Уэйда подобрать инструменты, выпавшие из ящика на задке трактора. Уэйд нашел лишь парочку в обугленной почве. Джейкоб помогал ему, вглядываясь в землю в поисках подозрительных проблесков металла. – Вон там! – взволнованно воскликнул Джейкоб и бросился к блестящему предмету, валявшемуся неподалеку. Но это оказалась лишь вяленая говядина в фольге, которую фермер, должно быть, оставил в том же ящике. Джейкоб достал ломтик и начал грызть. Уэйду он тоже предложил. Когда Уэйд повернулся к нему с протянутой рукой, то увидел у него за спиной, вдалеке, какую-то фигуру. Сначала он решил, что это фермер, но потом разглядел рядом собаку. Дженни шагала по черной почве с опущенной головой. – Она забрала твою собаку! – закричал Джейкоб, едва ее завидев. И шепотом продолжил: – Не смотри на нее. Не говори с ней. Но Уэйд только и мог, что смотреть. Он снова ощутил надежду и страх. Джейкоб потянул его за рукав, но в этот момент Роза различила в потоке гари Уэйдов запах и со всех ног помчалась к нему. Уэйд опустился на колени. Собака подбежала к нему и стала тыкаться в него мордой, а он схватил ее за уши и зарылся носом в лохматую шерсть. Джейкоб присел на корточки и пробежал пальцами по ее шубке, а когда она повернулась к нему, угостил ломтиком мяса. Но как только подошла Дженни, Джейкоб выпрямился и принял независимый вид. На ней были джинсы и куртка, руки в карманах. Она слегка наклонила голову, и распущенные волосы спадали ей на плечи. – Я подумала, может, захочешь с ней повидаться, – сказала она. – Ты пришла ее вернуть? – выпалил Джейкоб, взяв на себя роль посредника. – Я просто приехала домой на выходные. Уэйд ничего не отвечал, только говорил «привет-привет», обращаясь к собаке. Он не знал, как себя вести, а потому повторял это снова и снова, будто не замечая, что Дженни стоит рядом и ждет ответа. – А это твой юный помощник? – спросила Дженни, кивнув в сторону Джейкоба, который поморщился от досады.