– Мы уже говорили с тобой об этом, Андрей, – Агасфер швырнул в камин вконец разлохмаченную сигару. – Я волновался за тебя… – Ну, и что теперь, отец? Ты полагаешь, что Россия «заболела» так серьезно, что ее уже невозможно «вылечить»? – А ты спроси у дяди Евстратия – кому мешала его ферма в Подмосковье? Он ведь вернулся туда после переворота. Все своими руками, своим умом нажил! Никого не эксплуатировал! Занимался хозяйством, кормил людей. И что в результате? Пришли большевики, отобрали все стадо в сорок голов, поотрывали головы сотням гусей и кур, а Медникова едва не расстреляли за «частнособственнические» инстинкты… Тихона, дворника знаешь, который каждый день эту Бабблинг-роуд подметает? А ведь он с германской войны полным георгиевским кавалером в Петербург вернулся! И что? Иди, говорят ему новые власти, теперь за нашу власть повоюй! Он и «повоевал» две недели, насмотрелся, как комиссары с русскими крестьянами лютуют. Господи, их-то за что? Он и не смог воевать со своими, подался в Белое движение, а через два месяца в окружение к красным попал. Сорвали с него перед строем кресты его, кровью заработанные, и к стенке поставили. Чудом жив остался, ночью из-под трупов вылез, подлечился у однополчанина и в Сибирь подался. А оттуда – в Китай. В Харбин, потом сюда… Ему что – тоже прикажешь в Россию возвращаться? Ты оглянись, Андрей: сколько братьев-славян сюда, в китайщину понаехало. Неужели от хорошей жизни все? Или родину свою меньше тебя любят? – Но ты же против новой власти не воевал, отец! – А кто спрашивать станет? У новой власти в России разговор короткий! Офицер? Стало быть, «белая контра»! Золотопогонник! Чуждый элемент для ихнего пролетариата – значит, добро пожаловать к стенке! А моя биография им и вовсе не понравится. Японским подданным был? Да в России за меньшее нынче расстреливают, сынок! В кабинете повисло долгое тягостное молчание. – И что же теперь делать будешь, отец? – наконец нарушил молчание Андрей. – Вернее, что мы с тобой делать-то станем? Я тебя ни за что не виню, поверь! Но нельзя же до конца жизни на японцев работать! Агасфер присел рядом на подлокотник кресла, обнял здоровой рукой сына. – Спасибо, сынок, что не отделяешь меня от себя. Что понимаешь. Что не винишь ни в чем… Есть у нас с тобой выход, Андрей. Непростой, и даже опасный, но есть! – Уедем потихоньку из Шанхая? – разулыбался Андрей. – А что? Деньги у тебя есть, мир большой! – Из разведки просто так не уходят, сынок. Уйти и до конца жизни с оглядкой жить – не дело. Нельзя нам бежать – искать станут! А японцам терпения не занимать – найдут! – И как же тогда быть? – Линь сегодня вернулся, как видишь. Я его с Безухим по последнему японскому заданию посылал, Андрей. Ты про золотой эшелон Колчака что-нибудь слыхал? – Кто ж не слышал о колчаковском золоте, – невольно усмехнулся Андрей. – А что? – Вообще-то его каппелевским золотом называть надо. Так правильнее будет, – машинально поправил Агасфер. – Ну, да бог с ним, с названием. Не в нем дело. А в том, что по пути от Самары до Иркутска очень много из того золотого запаса империи порассыпалось, потерялось. Украдено много было… Так вот, Андрей, мой резидент в Японии и его начальство полагают, что часть этого золота еще можно найти… – Тебе поручено найти это золото?! Но как? Отец, ты сам говорил, что в России бедлам, Содом и Гоморра! Тебе никак нельзя туда ехать! – Надо, Андрюха, – тряхнул сына за плечи Агасфер, подмигнул. – Поедешь со мной? – С тобой? Ты не шутишь, отец? Тебе же… Больше шестидесяти уже, верно? – Шестьдесят плюс твои восемнадцать – получится почти восемьдесят. На двоих – по сорок. Нешто не справимся? В самом соку команда, а? – Ты все шутишь, отец! – невесело усмехнулся Андрей. – Какой я тебе помощник? Ничего не знаю, ничего не умею… – Ты Киплинга читал, Андрей? «Книгу Джунглей»? Помнишь, как там сказано: «Мы с тобой одной крови!» Значит, должно получиться! А знаешь, почему должно? Потому что после этого я «в отставку» ухожу. Понял, сын? Уговор у меня с Осамой! Слово им дадено! – Это же здорово, отец! – Андрей вскочил, обнял отца. – Не обманет он? – Я Осаму давно знаю. Он свое слово обратно не берет, – Агасфер невольно вздохнул. – Только для этого мы с тобой должны вернуться из России живыми! * * * Ответ из Токио пришел быстро. Осама сообщил, что командиру стоящей в Шанхайском порту канонерской лодки 7-го ударного отряда ВМФ Японии отдан соответствующий приказ доставить во Владивосток Агасфера вместе с захваченным в Фушуньской тюрьме калмыковцем Клоком. Капитан-лейтенанту Канэко отдельной директивой Императорского Генштаба вменялось в обязанность помочь агенту Бергу людьми и техническими возможностями. Помощи не потребовалось. Пленнику перед отправкой выпоили бутылку рома, и спящим подвезли прямо к борту канонерки. Едва прочухавшего Клока под руки завели по сходням. Удивленно-презрительная улыбка капитан-лейтенанта исчезла, когда Агасфер вкратце объяснил причину пьяного состояния «спецпассажира» и длинный путь, который был проделан его «конвоирами» с севера Китая. – За двое-трое суток пути во Владивосток этого человека надо привести в порядок для допроса, – объяснил командиру Агасфер. – Поэтому поить его больше не надо. Однако, боюсь, господину Клоку, когда он протрезвеет, не захочется возвращаться в Россию. И возможно, он будет проявлять недовольство. Или попробует сбежать… – Не стоит беспокоиться на сей счет, – нехорошо улыбнулся Канэко. – Я прикажу посадить его в канатный ящик и буду держать там до самого Владивостока… * * * Агасфер глядел на приближающийся берег русской земли с трудно передаваемыми чувствами. 17 лет назад рейд в Золотой Бухте был пуст – сегодня здесь щетинились расчехленными пушками серые хищные громады военных кораблей под флагами Японии, Америки, Англии. Клочья тумана пока не давали рассмотреть причал порта. Отсюда Агасфер много лет назад отбыл на Сахалин, оставив на причале беременную Настеньку… Он вглядывался в бело-серую муть, вцепившись в фальшборт здоровой рукой – словно хотел увидеть причал таким, каким он был без малого два десятка лет назад. Но увы… Вместо групп людей в развевающихся плащах-крылатках – звонко цокающие подковы сапог солдатских взводов в чужой форме, гортанные выкрики команд. Вместо конных экипажей с нарядными дамами по причалу разъезжают мотоциклеты и тупоносые фургоны. Канонерскую лодку ждала группа людей в плащ-палатках, накинутых поверх военной формы. Едва с борта скинули сходни, военные дружно поднялись наверх. Агасфер двинулся было навстречу Осаме, но тот остановил его: – Где ваш «найденыш», барон? Я хочу взглянуть на него, прежде чем… – В чем дело, Осама-сан? Японец оглянулся на своих сопровождающих, успевших пройти вперед и принимавших рапорт командира корабля. Придвинувшись, зашептал на ухо Агасферу: – От вас одни неприятности, Берг! Ваша шифровка произвела в отделе эффект разорвавшейся бомбы! Помните – я ведь упоминал, что полковник Суги зять министра… – Вам не угодишь, Осама-сан! – парировал Агасфер. – Да и какая, к дьяволу, разница – чей он зять? Мои люди потратили почти месяц, чтобы разыскать свидетеля в тюрьме в Фуньшуне, выкупили его у продажных китайских тюремщиков едва живого, и еще месяц, рискуя жизнью и свободой, тайком везли его в Шанхай. – Тише! – прошипел Осама. – А вы уверены, Берг, что это тот самый войсковой старшина Клок? Учтите, у защитников полковника Суги на руках целая куча документов, в том числе и несколько фотографий этого Клока, и письменное подтверждение китайского военного наместника в Гирине о том, что этот Клок был осужден и приговорен к повешению два месяца назад! Надеюсь, вы не пытаетесь сейчас в подтверждение своей версии подсунуть мне вместо бандита из банды Калмыкова какого-нибудь русского бродягу? – О-о, господин Осама, даже так? – мгновенно сориентировался Агасфер. – Что ж, у вашего полковника, наверное, очень влиятельные родственники в Генеральном штабе, если вы подозреваете своего агента с двадцатилетнем стажем в «подлоге»! – Тише, Берг! Я никого и ни в чем не подозреваю! Но полковник Суги, как выяснилось, женат на… – Мне наплевать на родственные связи полковника, Осама-сан! И учтите, генерал: мне тоже не понравился вид этого бандита, когда его вытащили из ямы в Старом городе и впервые показали мне. Он зарос бородой чуть не до пояса, был худой и грязный, как какой-нибудь пакистанский дервиш. Да и месячная попойка ему на пользу не пошла – его постоянно поили ромом и пичкали опием, чтобы он молчал во время длинного путешествия в арбе через пол-Китая и не привлек внимания полицейских и стражников. Но несколько дней в Шанхае у меня было, Осама-сан! Прежде всего, я не хотел подвести вас! Я не только отпарил бывшего войскового старшину в турецких банях и привел его в соответствие со старыми фотографиями. Я очень подробно допросил Клока и о «деяниях» его банды в Хабаровске, и о знакомстве Калмыкова с полковником Суги, об его привычках и любви к маленьким девочкам. Особое внимание я уделил обстоятельствам передаче полковнику золота. Допросы, между прочим, засняты мной на кинопленку, Осама-сан! На палубе раздался дробный перестук ботинок бежавшего флотского офицера. Торопливо откозыряв Осаме, он выдохнул: – Господин генерал, вас срочно вызывает генерал Озава! – И он тут! – хмыкнул Агасфер. – Ждите здесь, Берг! – торопливо распорядился Осама. – Я верю всему, что вы мне рассказали. Но золото, Берг! Если мы не найдем у Суги золота, у нас с вами будут очень крупные неприятности! – Найдем, Осама-сан! – крикнул вслед Агасфер. – Дюжина ящиков – это не кошелек, украденный карманником в трамвае! * * * – И где же мы будем искать эти проклятые ящики, Берг? – мрачно осведомился Осама, разливая по стаканам свой любимый бренди. – У полковника было больше полугода для того, чтобы по-умному распорядиться своей добычей. Полковник Суги, разумеется, все отрицает и в принципе спокоен. Во всяком случае, угроз пожаловаться тестю пока не слышно. А вот генерал Озава рвет и мечет. Мужчины коротали вечер в офицерском клубе, наскоро оборудованном в здании бывшего купеческого собрания на Алеутской улице. – А если он уже успел отправить золото с оказией в Японию? – продолжил японец. – Или дал распоряжение своим солдатам закопать его где-нибудь вблизи дислокации своего полка? Агасфер вертел в пальцах свой стакан и едва заметно улыбался. – Ну, что вы молчите, Берг? С февраля нынешнего года отсюда в Японию ушло 23 парохода с трофеями, то есть с грузами хозяйственного назначения. Он мог отправить золото на любом! Кроме того, в порт заходила уйма японских военных кораблей – с пополнением воинского контингента, боеприпасами… Он мог договориться с любым из капитанов… – Думаю, что не мог, Осама-сан, – заговорил, наконец, Агасфер. – Золото – штука притягательная. Делиться с кем-то не хочется, да и страшно. Вот представьте себе: попросили вы товарища отвезти 30 пудов золота в Японию. Приезжаете через какое-то время, идете к товарищу – а он делает удивленные глаза: какое золото, друг мой? Не будете же вы в суд на непорядочного товарища подавать, верно, Осама-сан? – А закопать клад? – Калмыков давно спланировал свой уход из Хабаровска – на запад, к Семенову, – напомнил Агасфер. – Но с пустыми руками уходить он не хотел. Свой человек в банке предупредил его, что скоро Американский Красный Крест поместит в хранилище золотые слитки. Это для Калмыкова было знаком Фортуны, и он ждал, хотя каждый лишний день в Хабаровске был для него смертельно опасен. Американцы привезли золото в банк только утром 12 февраля. И уже в ночь на 13-е Калмыков совершает налет на банк, забирает золото – но время ухода за кордон уже упущено! Красные к тому времени практически окружили Хабаровск. У Калмыкова в отряде почти 600 штыков и только один путь отхода – на Владивосток! Он бросается на вокзал, реквизирует десяток вагонов и паровоз и мчится со своим отрядом во Владивосток. Клок утверждает, что ехали они почти двое суток: приходилось часто останавливаться, чтобы напилить в тайге дрова для локомотива, починить разобранные партизанами пути и так далее. – Но ведь этот бандит знал, что Владивосток кишит японскими войсками, Берг! – запротестовал Осама. – Почему вы исключаете, что Калмыков мог спрятать золотой запас где-нибудь на перегоне из Хабаровска в Приморье? – Вы называете Калмыкова бандитом, Осама-сан, но это не совсем так, – Берг извлек из внутреннего кармана кителя сложенный лист бумаги и положил перед собой. – Вот короткая справка по атаману, я подготовил ее в период работы на Американский Красный Крест. Справку пришлось немного дополнить уже для вас – нового в Приморье человека, незнакомого с деталями здешней политической обстановки. Почитайте, Осама-сан! А потом я продолжу свои умозаключения. Осама поджал губы, недовольно оглянулся по сторонам. По его мнению, офицерский клуб был не самым лучшим местом для изучения оперативных документов. Но он все же развернул бумагу и принялся читать. Калмыков родился в станице Грозненской Терской области. Отец – мелкий лавочник из Харькова, мать – местная казачка. Учился в духовной семинарии, но изгнан за оскорбление действием преподавателя. Калмыков поступил в Чугуевское военное училище, вышел из него подпоручиком и направлен на службу в саперный батальон. Через год подделал документы и был принят в общество уссурийских казаков, хотя никакого отношения к казачеству не имел. Перевелся на службу в их полк. Хорошо воевал на фронтах Первой мировой войны, был отмечен несколькими боевыми наградами и даже именным Георгиевским золотым оружием. После Февральской революции казаки потребовали его удаления из полка за кулачные расправы с подчиненными, и подъесаул Калмыков был переведен в штабс-капитаны и отчислен в войсковой резерв Киевского округа. Но вместо Киева Калмыков снова едет на Дальний Восток, где о его самозванстве не знают. Скрыв историю с отчислением из полка, он приписался к Уссурийскому казачьему войску в станице Гродеково. В октябре 1918 года Калмыков созвал Чрезвычайный войсковой Круг и волей Уссурийского казачьего войска был произведен в генералмайоры. Колчак и белые власти, за исключением атамана Семенова, не признали столь стремительную карьеру «генерала». Да ему это и не надо было. В январе 1918 года Калмыков начинает тесно сотрудничать с английским майором Данлопом, с генералом Накашимой и подполковником Сакабе. Союзники обещали уссурийцам помощь и поддержку в борьбе с Советами, выделили «генералу» кредит – 2 миллиона золотых рублей.