Попрощавшись со всеми и отказавшись от протянутой руки желающего помочь «инвалиду» матроса, Агасфер легко запрыгнул в баркас. Чуть раньше него там же оказался японец, спутник высокого коммерсанта из Нагасаки. Рулевой оттолкнулся от каменных блоков причала, и четверка матросов дружно заработала веслами. Предпоследний этап путешествия Агасфера начался. – Сели бы на банку[58], ваш-бродь! – негромко посоветовал Агасферу стоявший рядом с ним матрос, косясь на его протез. – Не дай бог, волна плеснет… Агасфер благодарно кивнул, но садиться не стал, вглядываясь в женскую фигурку, неподвижно стоящую чуть в стороне от толпы, машущей ему шляпами и платками. Доведется ли ему еще когда-нибудь увидеть Настеньку и маленького человечка, которого она носит, пока невидимого, под сердцем? И еще он думал о своей многогранной миссии, в которую превратилось простое вроде поначалу стремление Лаврова спрятать его подальше. «Прятки-то превращаются в серьезную многоплановую игру», – подумал Агасфер и все же присел на банку, когда сердитая волна, невесть откуда взявшаяся в заливе, едва не сбросила его в воду. ⁂ И вот уже у борта баркаса вырос светло-серый борт «Ярославля». Пассажирский трап был спущен на цепях до самой воды, на его нижних ступенях стоял офицер в «парадке» – пассажирский помощник капитана Волович. За ним, ступенькой выше, замер вахтенный матрос с белой повязкой на рукаве форменки. Хочешь не хочешь, а надо подавать руку. – Господин Берг? Добро пожаловать на борт «Ярославля»! Пассажирский помощник капитана Волович Владимир Евгеньевич. А этот господин… он с вами? – Здравствуйте. Это мой помощник и камердинер, господин Ямада. Надеюсь, не будет возражений, если он поселится в моей каюте? – Нисколько, господин барон! Вы ведь оплачиваете всю пятиместную каюту! Могли бы захватить с собой еще трех помощников! – улыбнулся Волович, поднимаясь по трапу на одну ступеньку впереди пассажира. – Ваш багаж уже на борту, отход «Ярославля» планируется через четверть часа. От имени Общества Добровольного флота прошу прощения за неудобства, связанные с рейдовой стоянкой судна. Ну, вы должны понимать: корабль-то не совсем обычный! Волович потопал ногой по палубе – то ли воду стряхнул, то ли акцентировал внимание пассажира на том, кто следует на Сахалин против своей воли на нижней палубе. – Прошу налево, господин барон! Ага, вот сюда… Так вот, корабль у нас необычный, как вы знаете. Никаких развлечений для пассажиров не предусмотрено – ни музыкальных вечеров, ни танцев, ни балов-маскарадов. Увы, вместо всего этого – песни пяти сотен арестантов на нижней палубе! Не дождавшись удивленных или испуганных возгласов, Волович вспомнил-таки, с кем имеет дело: – Ах да, прошу прощения, господин барон! Это же ваша тюремная «епархия»! Вам-то не привыкать-с! Вот ваша каюта. Прошу! Пассажиры 1-го класса пользуются у нас привилегией столоваться за одним столом с капитаном. Я вас представлю чуть позже – Епифанцев Федор Прокопьевич. Обед – в четыре пополудни по судовому времени, ужин – в девять часов вечера, завтрак – в девять тридцать утра. Буфет – круглосуточно. Остановившись у комингса каюты, он озабоченно нахмурился: – Вот только не уверен, господин барон, что сие правило распространяется и на прислугу… Был бы господин Ямада вашим компаньоном – не было бы вопросов. А так – я непременно уточню! – Не стоит уточнять! – впервые подал голос японец. – Я не ем европейскую еду, простите. И не хочу никого смущать своими куринарными пристрастиями. Агасфер развел руками: вот все и образовалось! – И последнее, – помедлив, уже с порога объявил Волович. – В связи с наличием на корабле особого, живого, так сказать, груза, у нас существуют непреложные правила. Пассажирам запрещено какое-либо общение с арестантами. Поэтому на нос судна лучше не ходить, господин барон. Все вопросы, связанные с арестантами, находятся в ведении старшего помощника капитана, Станислава Иосифовича Казарского. С ним вы познакомитесь во время обеда. Ну, вот-с, пока все! Сейчас «Ярославль» будет сниматься с якоря и возьмет курс на остров Сахалин, куда мы должны прибыть примерно через двое суток. Это будет пост Корсаковский. Отдыхайте, господин барон! Волович исчез за захлопнувшейся дверью. – Если вы не против, я займу самую маленькую каюту, вот здесь, у входа! – сказал японец. – Вы, господин барон, будете спать спокойно: мимо меня никто не пройдет! – Как вам угодно, но… – спохватился, оглядываясь, Агасфер. – Но здесь нет даже кровати! Маленький диванчик в углу – вам будет неудобно, господин Ямада. – Здесь очень толстый ковер. – Японец для наглядности потопал по нему ногой. – Почти как тростниковая подстилка в традиционном японском доме. Не беспокойтесь за меня, господин! Палуба под ногами едва ощутимо дрогнула, послышались зычные слова команды. Гул под ногами усилился, корабль качнуло на крупной волне. Скрежет и щелчки кабестана[59] прекратились, и корабль двинулся вперед. Мельком оглядев каюту, которой на несколько дней предстояло быть его очередным домом, Агасфер выбрался на палубу и подошел к ограждению левого борта, откуда был хорошо виден удаляющийся причал. Толпа провожающих на нем почти рассеялась, лишь четыре фигурки неподвижно замерли возле извозчика. Одна – Настенька, рядом с ней наверняка Даттан. Кто же еще остался на причале? ⁂ На обед вестовой матрос пригласил Агасфера без пяти минут четыре. Вначале за столом присутствовали всего два офицера – капитан Епифанцев и пассажирский помощник Волович. Причем последний явно чувствовал себя не в своей тарелке: надо полагать, что пассажиры 1-го класса выбирали «Ярославль» для путешествий не слишком часто. При виде мундира чиновника Главного тюремного ведомства капитан чуть поднял брови и тут же извинился за отсутствие своего старшего помощника: – «Груз» у нас слишком беспокойный, – с ухмылкой объяснил он. – Так что старпому, несмотря на весь его опыт по перевозке арестантов, достается. Ну, все-таки будем надеяться, что он выберет время для знакомства с вами, барон… Словно подслушав капитана, в кают-компании тут же появился старпом Казарский. Агасфер сразу обратил внимание, что чин старшего помощника такой же, как и у командира судна – капитан 2-го ранга. Искоса поглядывая на опоздавшего, Агасфер определил, что и по возрасту старпом выглядел старше своего прямого начальства. По всей логике бытия, командовать судном должен был Казарский: капитан в разговоре упомянул, что принял «Ярославль» под свое командование всего два года назад. А у старпома в том же чине – около восьми лет морского стажа. Причем на том же «Ярославле». «Ну, тут наверняка не обошлось без каких-то внутренних “военно-морских” интриг, – подумал Агасфер. – Интриг, которых сухопутному населению порой просто не понять!» – А знаете ли вы, господин Берг, что наши невольные пассажиры имеют весьма приличный, похожий на наш стол? – осведомился Казарский за десертом. И тут же постучал ложечкой по креманке[60]. – Разумеется, без мороженого: сие было бы уже слишком! Однако, согласно Уставу Общества Добровольного флота, закладка мяса и овощей в котлы для арестантов производится по тем же нормам, что и для экипажа. Вот вы, к примеру, полагаете это справедливым, господин инспектор? Уловив в голосе старпома оттенок насмешки, Агасфер неопределенно пожал плечами. – Кстати… – продолжил Казарский. – Кстати, мичман Волович наверняка довел до вас запрет на всякого рода общение с невольниками. Так, Владимир Евгеньевич? – Это общее правило! – покраснел тот. – А на мундир нашего пассажира ты обратил внимание? – допытывался старпом. – Господин барон имеет законное право инспектировать все тюрьмы России! Так что и наша плавучая тюрьма исключением для него не является. Господин Берг, вам стоит только пожелать – и я покажу вам все наше тюремное хозяйство! – Полагаю, Станислав Иосифович, что господин инспектор успеет насмотреться на арестантов на Сахалине, – счел долгом вставить замечание капитан. – Если, конечно, он пожелает обревизовать наши трюмы – милости просим! Но это совершенно не обязательно! Агасфер промычал что-то неопределенное, отметив для себя, что отношения между капитаном и его первым помощником на «Ярославле» оставляют желать лучшего. – А вы знаете, господин Берг, что наш «Ярославль» трижды имел честь перевозить знаменитую Соньку Золотую Ручку? – не унимался старпом. – Понятия не имею, – не моргнув глазом, слукавил Агасфер. – И даже трижды? Она что же, и с Сахалина сбегала? – С тех пор, как «Ярославль» впервые доставил эту особу на остров в арестантском трюме в 1886 году, про ее побеги я не слыхал, – покачал головой Казарский. – Во всяком случае, про удачные побеги. А вот 12 лет спустя, отбыв положенный срок каторги и ссыльного поселения, она вполне официально приобрела билет 2-го класса на «Ярославль» до Владивостока. А еще через малое время снова вернулась на Сахалин – но уже по собственному желанию! И тоже на нашем пароходе! Это, выходит, всего три года назад. Агасфер не стал рассказывать, что засургученный пакет, врученный ему на причале председателем Приморского окружного суда Черепановым, содержит не только сведения о последних годах жизни Софьи Блювштейн, включая время ее каторги, поселенчества на Сахалине, секретные донесения полиции о времени ее пребывания в Приморской области и наиболее вероятной причине добровольного возвращения на Сахалин. Кроме того, пакет должен был содержать подтвержденные личной подписью Приамурского генерал-губернатора Гродекова полномочия фон Берга относительно расследования деталей этих причин – в качестве заштатного следователя Приморского окружного суда. – Поразительно! – покачал головой Агасфер. – В свое время не было, наверное, российской газеты, которая не писала бы про головокружительные похождения Соньки Золотой Ручки. В том числе и про ее побеги. Удивительное дело, казалось бы, на ее месте я умчался бы отсюда куда подальше! Как всякий читающий человек, я интересовался, знаете ли, привычками и склонностями этой персоны… – И не только вы! – вставил старпом. – Хотите верьте, хотите нет – у меня, грешника, альбомчик даже был, куда я вклеивал все публикации об этой особе! Хотя в то золотое время даже представить себе не мог, что под старость лет, на закате морской карьеры, так сказать, буду возить арестантов из Одессы на Сахалин, заниматься их «статейными списками» и так далее. Разговор приобретал неприятный оттенок, и капитан поспешил объявить об окончании обеда. – Кофе, господа, я предлагаю выпить на свежем воздухе, – предложил он. Епифанцев, а за ним и все остальные, встали из-за стола и покинули кают-компанию, направляясь к уютному уголку на палубе, обставленному плетеной мебелью. Хрустящие крахмалом белоснежные скатерти на двух небольших столиках были придавлены тяжелыми хрустальными пепельницами, бутылками с ликерами и шустовским коньяком. Буфетчик принес коробки с манильскими сигарами. «Гильотинки» для сигар в виде дельфинов уже были разложены перед всеми. Мысленно забавляясь, Агасфер краем глаза ловил на себе любопытные взгляды: морякам хотелось поглядеть, как он с протезом вместо одной кисти управится с «гильотинкой». Однако специальная конструкция протеза позволяла ему сделать это без особого труда. Говорили о прошедшем плавании, о двух штормах, потрепавших «Ярославль», о том, что нынче среди перевозимых арестантов не было ни особо интересных либо агрессивных типов. Скудный рассказ Агасфера о путешествии, предпринятом им с женой по почтовому тракту из Иркутска во Владивосток, вызвал у слушателей сдержанное восхищение. Волович, покраснев и заранее извинившись, кивнул на левую, искусственную кисть, обтянутую тонкой лайковой перчаткой: – Военная рана, господин барон? – Воевал дважды, но, представьте, – ни единой царапины! – улыбнулся Агасфер. – А руку потерял по глупости и несдержанности. Но, как видите, вполне освоился. Разговор мало-помалу прекратился. Мужчины курили сигары, слушали посвисты свежего ветерка в снастях. Через небольшое время первым, извинившись, покинул общество капитан. Через несколько минут позвали и пассажирского помощника Воловича. Оставшись вдвоем, Агасфер и старпом Казарский, не сговариваясь, встали из-за стола и перешли к деревянному релингу[61], и, опершись на него, глубокомысленно молчали, думая каждый о своем. – Станислав Иосифович, можно вопрос? – решился Агасфер, когда почувствовал, что старпом вот-вот сошлется на какую-либо надобность и уйдет. – Разумеется! Слушаю вас… – Во Владивостоке до меня доходили слухи, что много лет назад, когда «Ярославль» перевозил вместе с партией каторжников Соньку Золотую Ручку, на корабле то ли случился, то ли едва не случился бунт… Казарский, едва Агасфер начал говорить, быстро повернулся к нему всем корпусом и был готов, казалось, резко оборвать собеседника. Однако Агасфера было трудно смутить, и он закончил: – И что душой бунта была именно Сонька. Это правда? И что у тогдашнего капитана были по приходе во Владивосток неприятности по поводу превышения каких-то своих полномочий… – Значит, Владивосток помнит, – помолчав, задумчиво кивнул старпом. – Интересно, от кого именно вы слышали эту историю, господин барон? – В клубе. Кто именно говорил – честно говоря, просто не запомнил. Офицер из главного штаба капитана восточных портов, по-моему. Признаться, тогда все немного перебрали… Так что – враки? – Как вам сказать… Скорее, неточности и преувеличения. Вообще, эту историю у нас на «Ярославле» знают, по-моему, все. Вплоть до последнего помощника кока – хотя после того случая экипаж был расформирован и раскидан по другим кораблям. Но говорить об этом у нас не любят. – Простите, Станислав Иосифович, если я каким-то образом расстроил вас своей назойливостью… – Да ну, ерунда! Вот Волович, мальчишка – разве он не расстроил вас бестактным вопросом про потерянную руку? Вы ведь ушли от прямого ответа, барон! Агасфер рассмеялся: – Я уже настолько свыкся с вопросами о потерянной руке, что, право, не обращаю на это внимание. Однако мой вопрос, видимо, оказался больнее! Ладно, считайте, что я его не задавал. – Угу, – кивнул Казарский и неожиданно спросил: – А вы бессонницей случайно не страдаете? – Бывает – в новой обстановке. И если забуду принять снотворное. А что?