WTF LEO: Обнять, когда встретимся. В любом случае обнять. Betelgeuse: Обещаю. Halsey — Sorry (slowed down) — Извините, у меня рейс в Ванкувер через час. Вы не подскажете ворота? — Вы пропустили переход в другой терминал. Боюсь, Вам придётся вернуться. Хотите, я провожу? — Нет, не нужно, спасибо. У меня целый час… Целая вечность, чтобы найти дорогу домой. И едва мои ноги добредают до посадочных ворот, мне приходит обычное SMS: Kerrfoot: Забыл сказать тебе кое-что. Lea Harper: Кто это? Kerrfoot: Угадай с трёх раз. Подсказка первая — «девять часов над Атлантикой». Lea Harper: Лео? То есть, Кай? Kerrfoot: Кай. Давай так, ты не спрашиваешь, откуда у меня твой номер, я не спрашиваю, как ты узнала моё имя. Lea Harper: Можешь не говорить, откуда у тебя мой номер. Скажи, зачем соврал? Kerrfoot: Я не врал. Вернее, врал, но не тебе. Тебе-то я, как раз собирался правду сказать, но ты первая нарекла меня «Лео»! Не хотелось разочаровывать столь наблюдательную леди J. Нет ничего страшнее женского разочарования! Теперь к делу. Lea Harper: Погоди с делами, я ещё не всё выяснила. Почему «Лео»? Даже если врал не мне, почему именно «Лео»? Kerrfoot: Первым на ум пришло. Lea Harper: Странно. Kerrfoot: Что странно? Lea Harper: Либо моя жизнь полна совпадений, либо я слишком громко транслирую во Вселенную свои желания. Kerrfoot: Я склоняюсь к последнему. Он присылает мне фото. Дорогой Лео! Я пишу тебе в отчаянии и с некоторой надеждой одновременно. Пусть Боги Счастья примут этот сундук с сокровищами в качестве жертвоприношения на свой Алтарь Одиночества и всячески помогут тебе найти меня. Адьё! Твоя Лея Lea Harper: Откуда она у тебя? Это мой почерк, моё послание на кусочке картонки от пачки сигарет. Я оставила его в чемодане, брошенном в Барселонском аэропорту. Kerrfoot: Не забудь забрать свой «сундук» с багажной карусели в Ване. И помни: ты мне должна. Я люблю задачи на смекалку, но эта, ещё и поставленная на таймер, почти взорвала мой мозг! И у меня вопрос: как ты его застегнула?! Lea Harper: Это исключительно женская магия. Постой… Обалдеть… Обалдеть! Ты подобрал мой чемодан? Kerrfoot: Вопрос всё ещё открыт: как ты застегнула свой чёртов чемодан? Lea Harper: Это полный… Это… Нет, ты серьёзно? Боже, какое счастье! Какая, мать её, удача! А ты? Как ты его умудрился закрыть? Kerrfoot: Старая добрая мужская сила. Lea Harper: Обалдеть, чувак! Нет, ну ты реально… Чем же мне возвращать долг? Kerrfoot: Дай подумать… Есть идея. Поймай момент, когда будешь счастлива, сфоткай себя в неглиже и пришли. Lea Harper: Идёт! Но есть условие. Kerrfoot: Давай. Lea Harper: Пришли мне звезду, когда ОНА позвонит. Kerrfoot: Почему звезду? Lea Harper: Кое-кто мне недавно напомнил, что все мы сделаны из звёздной пыли. Kerrfoot: Понял. Сделаю. Lea Harper: Удачи тебе. Kerrfoot: И тебе удачи. И помни: лучше всех целуются сорокалетние! Lea Harper: В таком случае, мне придётся прожить ещё как минимум пятнадцать лет! Kerrfoot: Береги себя. Береги его. Lea Harper: И ты береги. Я знаю, мы ещё встретимся. И это произойдёт так же неожиданно и нелепо, как в первый раз! Kerrfoot: Даже не сомневайся в этом, Бетельгейзе! Он не обманул — мой ментоловый чемодан одиноко болтается на карусели. Одиноко, потому что из самолёта я вышла самой последней. Ноги отекли так, что не налезают и балетки — двадцать часов лететь — это слишком даже для такого живучего организма, как мой. Но самое странное — это грусть. Казалось бы, радуйся! Пытка окончена! Ты дома! Но нет же, я еле плетусь, пока тащу за собой чемодан и обувь. Sam smith — Fire on fire (slowed) Эскалатор, огромный холл Ванкуверского аэропорта. Это ощущение… оно появляется почти сразу. Тот редкий в сознании момент, когда все звуки мира вдруг становятся отдалённым эхом, а внутри тебя тишина. И ты понимаешь: душа притаилась не просто так. Она замерла в ожидании. Я узнаю эти глаза мгновенно. И удивляюсь собственному воображению, дорисовавшему остальные черты почти безошибочно. То ли это природа вылепила этого парня по моим слепкам, то ли мои вкусы и ожидания были однажды заточены под него, но я искала его и нашла. Откуда мне это известно? Если отбросить всё разумное и рассудительное, а просто слушать, то каждый мой ген сейчас отчаянно вопит об одном: «Это ОН!». Прямо передо мной, у стеклянной стены холла аэропорта — единственного выхода на парковку — человек, которого я ждала. Человек, который ждёт меня. Его лицо… я просто стою, приоткрыв рот, и не могу пошевелиться. Кажется, это состояние величают шоком. Он и впрямь, должно быть, как две капли воды похож на свою мать. Женщину, не выдержавшую схватки с миром. А Лео в инвалидном кресле. Я улыбаюсь, потому что сложно не улыбаться. И даже не пытаюсь сдерживаться — всё равно бесполезно. Но это первая наша встреча, поэтому во мне очнулась скромность, и я стою, глядя на него немного исподлобья, но то, что беснуется сейчас в моей груди, не скроешь и уже не назовёшь улыбкой — это откровенное предвкушение… счастья. Он раскрывает свои руки так широко, как будто хочет обнять ими весь мир. Я отпускаю ручку чемодана, роняю сиреневые босоножки. Делаю шаг. Ещё один. Мои ноги не касаются земли, пока я лечу к нему. Мне не нужна опора, мне не нужны воспоминания, мне не нужны мечты, иллюзии и чужие истории. Потому что в это мгновение у меня начинается своя. У него крепкие руки, сильные. Удары его сердца мощные. Настолько, словно хотят пробить мою грудную клетку. А может, уже пробили — оно бьётся во мне. Я боюсь открывать глаза. Я боюсь открывать глаза и поэтому только глубоко вдыхаю. Он пахнет… утром. — Ты такой…молодой. Сколько тебе? — шёпотом. — Двадцать три. А тебе? — тоже шёпотом. — Двадцать шесть. Он немного поворачивает голову, и я зажмуриваюсь сильнее — его губы едва ощутимо касаются кожи на моей шее. За ухом. Мурааашки… Он ничего не говорит, и не нужно — вместо слов его губы, они прижимаются с чувством — знакомятся. Пока только так. А остальное — сладкое и самое сладкое целиком в будущем, целиком впереди, и меня опрокидывает цунами, сбивает с ног.