— На пол, — отдаю приказ, и собака подчиняется, только жалобно кладёт морду на кровать, чтобы её погладили. Провожу ладонью по спине собаки и зеваю, осматривая тихую спальню Ника. Шторы раздвинуты, и за ними ярко светит солнце, не слышно ни голосов, ни шагов, ни звуков. Переворачиваясь на спину, жмурюсь от того, как дерёт левую ногу, и воспоминания накатывают. Люси. Её угрозы меня посадить. Моя истерика, за которую сейчас безумно стыдно. Страх потерять Ника. Майкл. Грегори. Заверения Ника в том, что он любит меня. Приподнимаюсь на локтях, замечая, что лежу я в футболке Ника и в свежем белье. Откидывая покрывало, вижу повязку на ноге. Пытаюсь ей подвигать. Больно. Боже, Люси что, от меня кусок зубами оторвала? Никогда не думала, что человек может так сильно укусить, причинив такие повреждения. Шторм начинает лаять, отчего я кривлюсь и перевожу на него взгляд. Вот ничего с нашей первой встречи в его поведении не изменилось. Постоянно сдаёт меня и оповещает весь дом о том, что я проснулась. Помимо этого, к нему присоединяется и его подружка, прибежавшая в спальню. Она до сих пор меня не любит и рычит, когда Шторм слишком долго проводит со мной время, или же Ник не уделяет ей внимания. — Спасибо, подруга, ты, как всегда, вовремя, — бурчу, слыша, как сильно сел мой голос, и сейчас кажется, словно я простудилась. О, боже, я же орала, как ненормальная. Я не могла даже остановиться. — К себе. Живо, — вздрагиваю от резко прозвучавшего приказа и поднимаю голову на мужчину, указывающего движением руки обеим собакам выйти вон. Николас. В домашней одежде: джинсах и футболке. Босой, со взлохмаченными волосами и блестящими жизнью глазами. Он закрывает двери и молча подходит к тумбочке. Передаёт мне бокал с водой и таблетки. Подозреваю, что это обезболивающие. Я только за. Они сейчас мне крайне необходимы, как и ещё что-то подобное, способное просто стереть воспоминания из головы. Запиваю таблетки и делаю ещё пару глотков воды. Передаю ему обратно бокал и опускаю голову, теребя пальцами покрывало. — Ничего сказать мне не хочешь? — Недовольно произносит Ник, садясь на кровать. — Я жду, когда ты начнёшь меня ругать и кричать, — шёпотом отвечаю ему. — Ждёт она. Почему вчера ты не могла тоже немного подождать со своей усталостью и вернуться домой, сюда ко мне? — Шумно вздыхаю и кусаю губу. — Прости. — Прости? Только прости, Мишель? Ты говоришь лишь «прости» после того, что я пережил за всё это время? Прости? — Рычит он. Прикрываю на несколько секунд глаза, не зная, что ещё я могу сказать в своё оправдание. Я чувствую себя виноватой и заслужившей его ярость. — Наверное, действительно, раньше тебе было удобнее без меня и спокойнее. Прости — это всё, что у меня есть сейчас для тебя, Николас, — тихо отвечаю я. Краем глаза вижу, как Ник шумно вздыхает и проводит ладонью по волосам, взлохмачивая их сильнее. Он зол, очень зол. — Я хочу знать с твоих слов, что вчера случилось на самом деле. Я хочу правду, Мишель, хочу сейчас слышать не только, по какой такой весомой причине ты впустила в свою квартиру Люси, но и когда всё пошло наперекосяк, — требовательно говорит он. — Я вернулась с работы. Увидела её. Я не намеревалась сначала её впускать. Она упала на колени, плакала… — И ты поверила! — Повышая голос, Ник подскакивает с постели. — Нет, не поверила, — отрицательно качаю головой. — Раз не поверила, то зачем? Скажи, зачем ты нашла себе неприятности, вступив в переговоры с ней? Тебе так не хватает своих? Нужно и моё дерьмо? — Кричит он, взмахивая руками. — Откуда я могла знать, что она начнёт бить сама себя, Николас? И да, мне нужно твоё дерьмо, потому что оно уже не только твоё, а наше! Наше, слышишь? Я впустила её в свою квартиру, пытаясь понять, что твоя семья снова задумала. А Люси разбила вазу, начала швырять в меня вещи и билась головой, угрожала своей жизнью, а потом я бросила в неё кухонной доской, и она напала на меня. Я знаю… знаю, что сама виновата, Николас, у меня нет оправданий, но всё же… я не думала, что она настолько сумасшедшая. Она записывала наш разговор. На её мобильном он есть, и там находятся доказательства того, что она сама с собой это сделала, — замолкаю, переводя сбившееся дыхание. Ник качает головой и поднимает взгляд к потолку, а затем переводит его на меня. — Она выдвинула против меня обвинения в нападении? — Уже тише интересуюсь я. — Нет. Запись я уже прослушал, и мои адвокаты занимаются этим делом. В ближайшее время будет выдан официальный запрет суда, чтобы никто из моей семьи не смел подходить к тебе на расстояние ближе пяти метров. Иначе это будет грозить им тюремным сроком, — моментально отвечает он. — А тебе? Такую бумагу тебе не дадут? — Мне она и не нужна. Я могу за себя постоять, и вряд ли им нужны неприятности со мной. Я их на мели оставлю. А вот с тобой всё намного сложнее. Люси не прекратит настраивать мать против тебя. Арнольд обещал разобраться с ними и держать в узде, но я не особо полагаюсь на него. Поэтому теперь ты будешь находиться под моим контролем. Каждую секунду. Я нанял для тебя личную охрану. Ты её не увидишь, но они будут рядом с тобой. — Мне не нужна охрана, Николас. Я отказываюсь, — решительно заявляю. — А ты не в том положении, Мишель, чтобы иметь право голоса в этом. Хочешь быть со мной — примешь все мои условия. Я ясно выразился? — Ник подходит и нависает надо мной. В его глазах кипит такая злоба, отчего я ужасаюсь, в какой тупик мы завели друг друга. Мне не нужна охрана, потому что больше я не собираюсь никому верить и приближаться к его семье, даже если они начнут петь серенады под моим окном. Этот урок я усвоила, но охрана — это уже слишком. Я не хочу постоянно находиться под прицелом чьих-то взглядов, чтобы о каждом моём вздохе докладывали Нику. Мне нужно моё личное пространство, в котором я смогу побыть одна. — Предельно ясно, Николас Холд. Я тебя услышала. Значит, мне пора уходить, потому что это не отношения, а безвольное рабство. Я не твой сабмиссив, Николас. Ты забыл об этом, как и о том, что твой мир никогда меня не примет. С меня хватит твоих тематических игр и приказов. Ты сильно изменился, или же я не видела того, что ты всегда был таким. Тираном и деспотом, предпочитающим уничтожать то, что я отдала тебе добровольно. Своё сердце. Ты давно уже начал топтать его, поэтому я отказываюсь от твоего щедрого предложения. Лучше я буду не с тобой, как и вчера, как и позавчера, как и неделю назад, потому что ты давно уже забыл, что я человек, а не вещь, которую ты используешь так, как тебе удобно, — отталкиваю его от себя, шокированного моими словами, и спускаю ноги на пол. — Я не разрешал тебе уходить, Мишель. Ты сотню раз обвиняла меня в том, что я не могу открыто сказать тебе о своих чувствах, а сейчас узнаю твои, которые ты скрывала от меня столько времени, обманывая меня своей покорностью, оставаясь при этом эмоционально-деспотичной истеричкой. Я запрещаю тебе выходить отсюда, пока не услышу всю правду от тебя. Не сейчас. Сейчас мне хочется тебя ударить, встряхнуть, причинить боль. Но я остыну и вернусь. Выйдешь из этой комнаты — пеняй на себя, — он указывает на меня пальцем. А я изумлённо смотрю, как Николас выходит за двери и с грохотом их задвигает. Сорок шестой вдох Порой, чтобы начать что-то, предварительно нужно что-то сломать. Разрушить. Убрать все разломанные кирпичи и остаться стоять на фундаменте. Раньше я думала, что фундамент у нас есть, и мы понемногу начали строить свой дом, свой мир, в котором нам обоим будет комфортно. Но это ложь. Мы до сих пор так и стоим на руинах, швыряя друг в друга их осколки, чтобы сделать больнее. Зачем? Почему именно так? Почему мы не рядом или же спина к спине, а напротив друг друга? Я не знаю. В последнее время всё стало каким-то странным и запутанным. А теперь ещё и Люси со своей армией ненавистников. Сейчас я всё чаще задумываюсь о том, что, может быть, нам просто не суждено быть вместе с Николасом? Может быть, наши пути разошлись, а мы вновь пытаемся их слить в один, но ничего не получается? Я не знаю, что мне делать дальше. Или же сейчас я до сих пор нахожусь в шоке от событий прошедшей ночи, или же просто перестала что-то чувствовать, кроме желания бежать в темноту и спрятаться там ото всех. Пытаюсь подняться на ноги, но это довольно сложно. Укус Люси, вероятно, был сильным, раз мне больно стоять и приходится через боль, которую не уймут ни одни таблетки, хромать и передвигаться на носочках, чтобы дойти до ванной комнаты. Может быть, нам нужно время, чтобы разобраться со своими желаниями и выстроить честное представление о том, чего мы оба хотим? Я больше не смогу потакать Николасу в его пристрастиях. А он не может без них. Вот отсюда и начались наши проблемы. Наши отношения и есть огромная проблема, которую решить можно, лишь убив на корню всё. Но я же люблю его. Я знаю о том, что люблю. В голове знаю. Я привыкла за него бороться. Привыкла ссориться со всеми. Привыкла заступаться за него перед его семьёй. Привыкла. Но разве это правильно? Голова огромная от мыслей, и сейчас меня даже не задевают слова Николаса. Я цепляюсь в своём разуме за какие-то ненужные воспоминания, пока умываюсь и чищу зубы. Я воссоздаю в памяти ту ночь, в которой была по-настоящему счастлива. Или же это была эйфория от оргазма. Он может многое сотворить с человеком. Под воздействием этих эмоций тебе кажется, что всё теперь в порядке. Вы создали новый мир, только вот где он теперь? Где? Едва могу ступать на левую ногу, когда вхожу в гардеробную и достаю спортивные леггинсы и новые кеды, купленные Ником для меня. Я редко пользуюсь этой одеждой, только в самых крайних случаях. А сейчас я просто хочу уйти и остаться одной. Подумать. Пережить эту страшную для меня ночь, чтобы понять, как быть дальше. Толкаю двери, и они раздвигаются в разные стороны. Через силу направляюсь по коридору к лифту. Уже вечер. Я пропустила занятия и не сдала зачёты. Я забила на свою личную жизнь, поставив на первое место Николаса и его мир. Я сама виновата. — Я что тебе сказал? Ты разучилась понимать человеческую речь или специально выводишь меня из себя? — Рычание наполняет мой разум, и я останавливаюсь у лифта, игнорируя злой тон Ника. Нажимаю на кнопку. — Я попросил заблокировать лифт. Ты отсюда никуда не уйдёшь. Ты, чёрт возьми, издеваешься надо мной, Мишель! — Он оказывается рядом. Хватает меня за локоть, разворачивая к себе, чем причиняет боль, отдающуюся в ноге, от которой я кривлюсь. — Почему ты настолько упрямая? Почему мне нужно орать, чтобы ты услышала меня и не вредила самой себе? Почему… — Каким ты видишь будущее? — Шёпотом перебиваю его, и Ник недоумённо приподнимает брови. — Так, ты не собьёшь меня с мысли, Мишель. Грегори приедет через пару часов, чтобы осмотреть тебя, и мы до сих пор не поговорили. До этих пор ты будешь здесь. Я смотрю в эти глаза, которые когда-то меня будоражили до кончиков волос. Я от них с ума сходила, а сейчас — ничего. Мне страшно оттого, что я не чувствую даже раскаяния за эти чувства. — Николас, каким ты видишь будущее со мной? Видишь ли ты его, вообще? — Повторяю свой вопрос, потому что мне нужны хоть какие-то аргументы для понимания, что это всё не зря. Боль была не зря. И мы сможем вытерпеть больше ради друг друга. Только вот будет ли она стоить той пустоты, в которой мы оба окажемся потом. — Мишель, сейчас не время говорить о будущем. Мы ещё не разобрались с настоящим и тем, что за тараканы поселились в твоей голове, — раздражённо отвечает. Как с маленькой девочкой обращается, как будто я не понимаю того, что случилось. Я понимаю. Отчётливо понимаю. Но есть ли смысл? — Они те же, что и были раньше. Непонимание друг друга. Мы прекрасно научились делать вид, что счастливы. Но ты счастлив, Николас? Ты счастлив сейчас? Во всей этой бутафории ты, действительно, счастлив? — Тихо спрашиваю его. Рука Ника на моём локте немного разжимается, но он продолжает удерживать меня. Мимика его тоже меняется: от гневной до ничего не понимающей. — Ты прав, я обманывала тебя, но и себя тоже. Я искренне надеялась, что справлюсь со всем, вытерплю то, что ты делаешь со мной. Но я не могу. Прости меня, я только сейчас поняла, что это не я. Поддерживая твои идеи, постоянные поездки в клуб и очередной секс с разными девайсами, я потерялась. Нет, мне нравится клуб, и люди в нём есть интересные, но я там чужая, Николас. Я не хочу больше видеть и знать, что ты отказываешься из-за меня от чего-то важного. Мне не нужны жертвы, и в то же время именно эти жертвы, которые ты принёс раньше для меня, были приемлемы. Мы ломаем друг друга, Николас. Посмотри, сколько людей против нас с тобой. Посмотри, сколько ужаса и боли они причиняют себе и нам заодно. Раньше я думала, что любовь должна помочь. Она обязана излечить раны и как-то стабилизовать нашу жизнь. Но нет. Она просто есть. Она ни в чём не помогает, а лишь делает всё хуже с каждым днём. Я должна была сказать, что все эти твои идеи меня пугают. Чем дальше, тем страшнее. Ты захотел насилия. Настоящего насилия, Николас, а для меня это кошмарно. Мы перестали говорить друг с другом. Мы даже не ужинаем вместе. Мы лишь трахаемся. Только трахаемся или ругаемся, а потом трахаемся на эмоциях. И всё. Я понимаю, что тебе чужды моменты нежности или чего-то романтического, как тогда, на крыше. Наше понимание отношений различается. И, может быть, я эмоциональная, деспотичная истеричка, но это ты меня такой сделал. Я вздрагиваю каждый раз, когда ты возвращаешься сюда ночью или же открываешь дверь моей квартиры. Я постоянно боюсь твоих фантазий. Я не справляюсь. Сейчас я не справляюсь, — замолкаю и провожу языком по губам, чтобы немного смочить их. Больно говорить такое человеку, ради которого я столько прошла. Это безумно больно, но сейчас другого варианта я не вижу. Я раздроблена и полностью уничтожена внутри. И я боюсь его. Я хочу будущего, а он нет. — Мишель, если тебя так пугает тема, то мы найдём компромисс. Я же не знал о том, что тебе всё настолько неприятно. Ты ни разу не сказала об этом мне в лицо. И мне плевать на то, сколько людей будет против наших отношений. Они были и будут. Ты сейчас, наверное, ещё пребываешь в шоке и не отошла от событий, поэтому тебе и кажется, что всё плохо. Но это не так, — Ник убирает мои волосы за ухо и натягивает улыбку. — Нужно, чтобы было хуже, по-твоему? Ведь так и будет, Николас. За что мы боремся, скажи? Есть ли в этом смысл? Я не могу сейчас его увидеть. Мне нужно время. Возможно, ты прав, и я в шоке. Это страх так со мной играет. Но мне необходимо время, чтобы самой разобраться в том, чего я хочу. Я даже тебе этого сказать в эту минуту не могу, потому что сама не знаю. Я не знаю, стоит ли нам с тобой продолжать встречаться, разрушая друг друга. Николас, я не девушка, которая будет потакать твоим капризам и прощать все твои выходки. Я не могу дать тебе этого, понимаешь? — Мои глаза вновь наполняются слезами, но я борюсь с ними. Они не должны мешать нам. Сейчас мы должны оба признаться в том, что давно уже бьёмся головой о стену и получаем только шишки, а они болят. По всему телу и внутри болят. — Мы уже обсуждали это, Мишель. И ты ушла, а потом мы всё обсудили. Я не хочу другую девушку… — Да, мы поднимали эту проблему, но не решили её, Николас. Не решили. Мы лишь сказали друг другу о том, как больны в этой любви. Мы именно больны, но это неправильно. Мы не можем быть самими собой друг с другом, потому что оба боимся, что вся та боль, которую мы пережили, бессмысленна. За что мы с тобой боремся? За будущее? За какое, Николас? Посмотри, во что за последнее время мы превратили друг друга. Тебе нравится? Мне — нет. И вот эти браслеты… они твои, но не мои. Они для тебя, а мне и без них хорошо. Ты словно пытаешься за короткий срок протащить меня по всем кругам ада, чтобы понять, насколько я тебе не подхожу. Я не смогу сделать тебя счастливым, Николас, потому что в данный момент хочу убежать и спрятаться в темноте, чтобы никто меня не нашёл. Спрятаться и вздохнуть облегчённо, — слеза всё же скатывается. Его рука замирает на моей щеке. Он бегает взглядом по мне и ищет аргументы, а их нет. — Мишель, ты любишь меня? Хотя бы немного любишь меня сейчас? — Шёпотом спрашивает, да так, как будто у него в горле ком, как и у меня. Прикрываю глаза и пожимаю плечами. — Мишель… крошка, ты любишь меня? Ещё любишь меня? — хватает меня за плечи и встряхивает, выкрикивая мне в лицо слова. — Я не знаю, — выдыхаю, распахивая глаза. Ник отталкивает меня от себя так, что я упираюсь спиной в дверцы лифта. Он отшатывается, сжимает кулак, прикладывая его к губам, и мотает головой. — Это из-за охраны? Ты считаешь, что чувств ко мне нет из-за чёртовой охраны? Хорошо, её не будет. Не будет… не хочешь сессий, ладно. Будем заниматься приторной любовью. Мне бросить клуб? Я уже это делал, не впервой уходить оттуда… — Николас, остановись, — прошу его. Он замолкает и шумно дышит, глядя в мои глаза. — Нет, я не хочу быть виноватой в том, чего тебе будет не хватать. И мне нравится то, немногое, некоторое из твоего мира. Не в этом дело. Во мне дело, Николас. Во мне, только во мне. Мне нужно время, чтобы подумать, стоит ли нам продолжать отношения дальше, ведь это ни к чему не приведёт. У каждого действия должен быть логический конец, а у нас их столько едва начатых, и мы ни одного из них не завершили. Ни одного, кроме касающегося моего отца. И мне страшно подумать о том, что наши проблемы решатся только по причине смерти. Это чудовищно. Тебе тоже нужно время, чтобы подумать о том, хочешь ли ты будущего со мной или тебе комфортно жить вот так. Прости меня, Николас, но я не могу больше. Мне нужен отдых, — шёпотом заканчиваю я. — От меня? Ты хочешь уйти в отпуск из наших отношений? Ты бежишь сейчас от меня, Мишель? Чёрт, я же старался. Я тоже на многие уступки пошёл ради тебя. Я семью потерял из-за тебя. А ты бросаешь меня? Вот так нагло заявляешь мне в лицо, что больше не любишь меня! Я изменился с тобой! Ты думаешь, другой мужчина, которого ты встретишь и покажешь ему спокойную жизнь, как и надоедающий слащавый секс, не посмотрит налево? Я делаю так, чтобы ни ты, ни я не скучали, чтобы нам обоим было интересно! И я работаю, чёрт возьми! Я теперь, как идиот, наряжаюсь в чёртов костюм и хожу в офис, потому что ты появилась в моей жизни! И сейчас ты всё это берёшь и перечёркиваешь! Из-за чего? Я понял, что тебе не нравится, но это обсуждаемо! Нельзя бежать от проблем, Мишель! Нельзя от них прятаться! Я пытался, и к чему это привело? К тому, что я чуть не убил тебя, когда ходил во сне! И после всего этого… после каждого чёртового разлома, тебе нужно время, и ты не знаешь, любишь ли меня? — Он подскакивает ко мне и кулаком ударяет по дверям лифта, отчего я вздрагиваю. В его глазах отражается столько боли и злости на меня. Они режут меня на кусочки. Они обвиняют меня во всех грехах похуже его слов. И мне тоже больно. Я знаю, что в этом виновата сама. Я принимаю эту вину, но считаю, что поступаю правильно. Для себя правильно и для него. — Прости меня, пожалуйста. Дай мне немного времени, прошу тебя. Дай мне самой понять, готова ли я к тому, что ты мне предлагаешь. И я не хочу твоих жертв. Они бессмысленны. Они создадут новые проблемы. Но и жертвовать собой я уже устала. Мы раним друг друга, Николас. Прости меня, — одними губами произношу я. — Ты хочешь уйти? — Он придвигается ближе ко мне. Его быстрое дыхание сжигает костром ярости мою кожу. — Да. — Если ты уйдёшь, то я не пойду за тобой, Мишель. Я не пойду снова за тобой. Ты уходишь навсегда… — Николас, я лишь прошу о времени, а не ухожу от тебя навсегда. Дай мне пережить всё это одной. Пожалуйста, Николас, — тянусь рукой к его щеке, но он дёргается и отходит от меня. — Я тебя предупредил. Я не приду к тебе, Мишель. Я не буду больше бегать за тобой, как придурок. Я не буду ломать себя и то, что мне нравится, из-за тебя. Ты сама не хочешь идти со мной рядом. Я дал тебе всё, что мог. Большего у меня нет для тебя. Я предложил тебе будущее, но тебе нужно время, подумать, стою ли я этого. Да пошла ты к чёрту вместе со своим временем. Мне время не нужно. Я чётко понимаю, что хочу получить от этих отношений, — резко говорит он. И слабая надежда где-то внутри меня просыпается.