— Ну, раз ты решила, то Окей. Ты свободна в своём выборе, — Амалия пожимает плечами и плюхается на пол, отпивая вино. — Но если тебе интересно моё мнение… — Неинтересно, — обрываю Амалию и беру бокал с вином. — О, господи, какой ужас. Люси безумна, а ты ещё хлеще, Миша. Как так можно? Жить она хочет. А с ним ты не жила? Ты хоть на секунду задумалась о том, каково Нику сейчас? Он же столько ради тебя сделал. Он же… — Да, я это уже слышала. Сколько он сделал. Скольким пожертвовал. А чем именно скажи, Сара? Конкретно, чем именно он пожертвовал? Этими психопатами родственниками, которые хотят упечь его в лечебницу или оттрахать, чтобы родить ребёнка? Это его жертва? Или же он стал нормальным мужчиной, который приглашает меня на свидания или же хотя бы раз, один раз за последнее время уделил внимание мне не своим членом, а сердцем? Или он из клуба ушёл? Или он свободой своей пожертвовал ради меня, как это сделала я? Что? Что он сделал? Бил себя, потому что таковы правила его мира? Заставил ублюдка бить себя плетью и подыхать там, видите ли, он раскаивался? Сколько раз он обманывал меня и скрывал что-то о себе, а потом появлялся на дне рождения ребёнка Люси и устроил драку, которую сам же и спровоцировал? Нет, он ничего не сделал, чтобы улучшить нашу жизнь. Он улучшил свою, но никак не мою. Единственное, за что я ему, действительно, благодарна, так это за то, что он помог моему отцу спокойно дожить последние часы. Это всё. И я расплатилась за это всем, что у меня было. Поэтому если ты его защищаешь, то убирайся отсюда. Я видеть тебя не хочу. Это не твоя жизнь, Сара. Николас не Райли. Он никогда не задумается о том, чтобы дать мне больше. И, вообще, видеть вас я не хочу. Я никого не хочу видеть сейчас, потому что это моё время. Только моё время, а не ваше. Мне нравится быть одной. Нравится, что мне не нужно имитировать улыбку и радость на лице лишь потому, чтобы никого не обидеть. Я вот такая, и тащусь от самой себя. А если вам не нравится, то выход вон там, — указываю рукой на дверь и выпиваю залпом вино. Яростно смотрю на девушек, желая их выволочь отсюда за волосы. Мне не нужны подруги. Мне никто не нужен. Я хочу весь мир только для себя. — Что ж, раз так, то и мне здесь делать нечего, — Сара поднимается с дивана и ставит свой бокал на стол. — Вот и проваливай, — фыркаю я. — Девочки, вы с ума сошли? — Знаешь что, хочешь быть одна, будь одна, Мишель. Тебе не нужна наша дружба, бог с тобой. Только вот сейчас ты прячешься за этой бутафорией, которую создала для себя, чтобы не думать о той вине, которую несёшь внутри себя. Ты трусиха, раз так просто взяла и ушла. Уйти это самое простое. А ты попробуй построить на руинах хоть что-то, ты не смогла это сделать, потому что струсила. Я строила. Год за годом. Минуту за минутой. И да, Райли не Ник, но с ним я тоже глотнула достаточно дерьма и боли. Но я никогда не убегала от него. Ни разу. А ты сбежала от Ника, и я не отрицаю, что он тоже совершил много ошибок, но именно ты в этой ситуации поступила отвратительно по отношению к нему. Нельзя взять и разлюбить человека. Это невозможно. А раз ты так легко хлопнула дверью, то именно ты обманывала всех и врала ему о том, что любишь его. Ты предала и кинула его в тот момент, когда ему нужно было твоё участие. Отношения это намного сложнее, чем секс. И, вероятно, ты только для секса и годишься, потому что на борьбу за мужчину у тебя духа не хватило. Трусиха! — Сара пролетает мимо нас, хватая на лету сумочку, и хлопает дверью. Перевожу взгляд на Амалию, потирающую лоб. — Хочешь идти за ней, иди. Мне плевать, — равнодушно пожимаю плечами и беру бокал Сары, делая глоток. — Серьёзно? Вот так прямо плевать? — Усмехается Амалия. — Да, вот прямо плевать. Вы не имеете права давать оценку моим решениям. Я не лезу в вашу жизнь, а вы не лезьте в мою. Саре легко меня оскорблять и обзывать трусихой, когда она собирается замуж за Райли. Её жизнь сложилась. Она счастлива, а вот я — нет. Я несчастна с Николасом, как и он со мной. Мы живём в огромном болоте из боли, которая мне уже поперёк горла, как и советы от гуру отношений Сары. Плевать, — передёргиваю плечами и делаю глоток вина. — Я тоже ей завидую. Порой хочется её ударить за то, что она замуж выйдет за Райли, — хмыкает Амалия. — Это случается один раз на миллион, наверное, чтобы мужчина променял тему на нормальную жизнь и будущее с одной, без плёточной истории. Но разве, если бы они были другими, мы не полюбили бы их? — Я не люблю Николаса. Я в этом убедилась. Мне хорошо, Амалия. Клянусь, я кайфую каждый день, наслаждаясь собой. Я делаю маски на волосы, валяюсь в ванне, и теперь умею готовить. Я живу, чувствую эту жизнь, и она меня принимает, а его мир постоянно бил и оставлял на моём сердце раны, — категорично произношу. — Уйти от мужчины можно, но надо уметь возвращаться и признавать свои ошибки. Это страшно и унизительно. Мне кажется, что Сара отчасти права. Ты создала для себя защитный кокон, которым защищаешься от воспоминаний. Я уверена в том, что вы с Николасом сказали друг другу очень жестокие слова, которые повлияли на тебя. Да ещё и это нападение Люси. Ты была напугана, ведь подобное может произойти ещё раз. Это твоя защитная реакция, нормальная реакция на случившееся. Твой побег тоже понятен. Но у них, тематиков, своё представление о жизни. Его изменить невозможно. Принять чудовищно сложно. Да, это чертовски ломает, но поверь мне, они ломают себя сильнее. Принадлежать одной — для них это уже обручение. Они боятся не меньше нашего потерять причину, ради чего они совершали что-то неразумное и для их мира неправильное. Но, Мишель, когда твой кокон разрушится, а он разрушится, то тебе будет больно от того, что Николас сказал тебе. Я со стопроцентной уверенностью могу заявить, что ты даже не вспоминаешь эти слова, потому что именно они затронули всё внутри тебя, вынудив спрятаться. Да и то, что ты так убеждена в том, что не любишь, я понимаю. Знаешь, сколько раз я так себя чувствовала? Три раза. Я тоже упала в эту крайность, начала рисовать, наслаждаться каждым мазком, ароматом того, как здорово у меня выходит. А вот через полгода я увидела, что все мои рисунки связаны с ним. Так и ты начала готовить не для себя, а для Николаса. Я уже ухожу, потому что сейчас ты начнёшь кричать и выгонишь меня. Правда не всегда приятна, Мишель, но кто ещё тебе её скажет, как не мы. Те, кто тебя любят любую. Друзья просто так не уходят, Мишель, на то они и друзья, чтобы кричать на тебя и высказывать своё мнение, потому что у них тоже болит сердце за тебя. До встречи на дне рождения Марка, — Амалия поднимается на ноги и, оставляя бокал на столе, берёт свою сумку и выходит из моей квартиры. Они ничего не знают о том, что я потеряла рядом с Николасом. Они дают мне чёртовы советы, а сами лучше меня? Нет. Я всё сделала правильно, и точка. Я его не люблю. Я его… не хочу любить, потому что это безумно страшно. Я…я…мне так больно. Закрываю лицо руками, и в тишине квартиры раздаётся мой вой. Эти слова, слова Николаса о том, насколько он ненавидит тот факт, что я рядом с ним, врываются в мою голову и вновь раздирают на кусочки сердце. Мне нужно было лишь время, чтобы прийти в себя… время… вряд ли человек, переживший такой страх, как я, и панику из-за того, что его могут посадить за то, что он якобы убил человека, будет в норме на следующий день. Да я в ужасе. Я до сих пор в ужасе, и мне страшно. Я испугалась, что если останусь с Николасом, то меня попросту убьют. Да, я испугалась. Я…я же нуждалась в его понимании и поддержке в тот момент. А он кричал и кричал. Кричал и бил эту дверь. Да и причины, чтобы жертвовать своей жизнью ради него, уже нет. Он никогда не будет моим полностью. И я никогда не смогу обладать им настолько же, насколько имеет право на мужчину его девушка в нормальном мире. Мне всегда будет оставаться лишь кусочек, которого мне очень мало. Сорок четвёртый вдох Удерживая в руке коробку, нажимаю на звонок. Через несколько мгновений дверь распахивается, и я оказываюсь в объятиях Лидии. — Моя красавица, Мишель, — она целует меня в щёку и заводит в квартиру, где на меня смотрят несколько пар глаз. — Добрый вечер. С днём рождения, Марк, — улыбаюсь парню, довольному тем, что сегодня его день, и всё внимание тоже принадлежит ему. — Привет, спасибо. Рад, что ты пришла. Подарки, обожаю подарки. И они мои, — Марк целует меня в щёку и забирает коробку из моих рук. Я даже не успеваю ничего сказать, как он срывает бант и откидывает верх коробки. — Это… — Я сама готовила. Капкейки для тебя и всех остальных, — тихо объясняю я. — Хм, сама? — Перепрашивает Тейра, подходя ближе и рассматривая разноцветные верхушки кексов. — Да. Сегодня утром. Они свежие, — киваю я. — Ты же не умеешь готовить, Миша. Ты уверена, что они съедобные? — С сомнением спрашивает сестра. — Я записалась на курсы кулинарии. Да, я их ела. Вы не отравитесь, обещаю, — натягиваю улыбку, чувствуя, как краска заливает мои щёки. — Как замечательно, правда, дорогая? Мишель, очень рад тебя видеть и знать, что ты создаёшь невероятные шедевры, — стараясь сгладить удивление на лицах всех присутствующих, кроме Амалии, стоящей у двери, сложив руки, Адам улыбается мне. — Да-да, это превосходно. Ты умница, Мишель. Давайте, пройдём в гостиную, а девочки мне и Лидии помогут подготовить стол, — Кэйтлин взглядом указывает Амалии идти за собой. — Отлично, проходим. Почему мы толпимся у двери? Лидия, унеси пока это восхитительное угощение Мишель, предложишь их на десерт, — Адам забирает у озадаченного Марка коробку с кексами и передаёт её Лидии. — Тейра, Кэйтлин ждёт тебя на кухне. Помоги ей, дорогая, — Адам подталкивает сестру к гостиной. Мы остаёмся с Марком наедине. — Вау, я и не знал, что ты теперь кулинарией увлекаешься, — прыскает от смеха Марк. — Нужно ведь когда-то начинать. И это был подарок, но не тебе, а вот мой подарок тебе, — достаю из сумочки конверт и протягиваю парню. Он с радостью разрывает его и достаёт подарочный сертификат. — Прыжок с парашютом. Там открытая дата, так что тебе нужно только позвонить по указанному номеру и сообщить, когда поймёшь, что готов. Будешь прыгать в тандеме с инструктором, — быстро поясняю я. — О, боже, это круто. Спасибо, Мишель. Это, действительно, здорово. Сам бы я не решился, хотя хотел попробовать что-то новое. Спасибо, — он обнимает меня и снова целует в щёку. — Поедешь со мной для моральной поддержки? — Интересуется он. — Конечно, только заранее скажи, когда решишься. Я могу работать, — киваю ему. Мы направляемся в гостиную, где находится только Адам, потягивающий бренди из бокала. — Завтра ты тоже приглашена. Я арендовал кабинку, ну как кабинку, стол в клубе, будут мои друзья и просто сослуживцы. Хочу, чтобы ты пришла, Мишель. Придёшь? — С надеждой спрашивает Марк. — Не дави на неё, Марк, — вставляет Адам. — Я не давлю, а приглашаю, папа. И, вообще, я уже взрослый, чтобы самому общаться с девушкой, — фыркает парень. — Да, конечно, приду. Напиши время и место. Только ненадолго, у меня работа, — я не хочу идти, но не могу отказать Марку. Ведь это не так сложно, как кажется. Приехать, покивать всем, познакомиться и уехать, сославшись на головную боль или же на ранний подъём. — Отлично. Вино или шампанское? Что тебе налить? — Я… помогу на кухне. Наверное, так будет лучше, — я бегу. Мне некомфортно сидеть в гостиной с двумя мужчинами, таращащимися на меня и ожидающими, что я начну рассказывать им о своих успехах, которых нет. Мне не о чем рассказывать, вообще. Да и не хочу. Оказываюсь в столовой, где Лидия расставляет тарелки и бокалы. Прохожу мимо неё и останавливаюсь у входа в большую кухню. — Чем помочь? — Интересуюсь я. — Мишель, отдыхай. Иди посиди и поболтай с ребятами. У нас всё уже готово, — улыбаясь, Кэйтлин достаёт из духовки запечённые овощи и ставит на стол. Тейра усмехается, нарезая и выкладывая на тарелку мясо, а Амалия никак не выказывает интереса к тому, что происходит, доставая закуски из холодильника. Я чувствую себя лишней. Мне даже не хотят дать шанса стать частью их жизни. И это в последнее время норма. Никто не желает меня туда впускать, оставляя где-то на границе. От этого моё, и без того не особо-то хорошее, настроение опускается до отметки «ноль». Тяжело вздыхая, разворачиваюсь и возвращаюсь в гостиную, где Адам и Марк обсуждают повышение цен на рынке недвижимости. Они замечают меня и замолкают. — Им помощь не нужна, — тихо, словно оправдываясь, говорю я. — Не волнуйся, они справятся. Каждый вечер Кэйтлин с Тейрой накрывают на стол, — улыбается мне Адам. — Как она? Тейра? — Опускаясь в кресло, интересуюсь я. — Молодец. Её табель довольно хорош по сравнению с прошлым годом, и мы планируем начать подбирать дополнительные курсы, которые ей были бы, действительно, интересны. Конечно, характер у неё не сахар, но она привыкла. Всё в порядке, Мишель. Мы её не обижаем, — киваю на слова Адама. — Я знаю, что вы её не обижаете. Но я должна быть ответственна за жизнь сестры, а сбагрила её на вас. — Мишель, ты что? Ты не сбагрила её на родителей. Она не доставляет им хлопот, — убеждает меня Марк. — Доставляет, — озадаченно приподнимаю брови на ответ Адама. — Но это нормально, Мишель. Это ребёнок, наш ребёнок, и ты тоже наша дочь. Ты не должна нести ответственность за сестру, потому что у тебя и без того достаточно своих проблем. Нам бывает сложно, как и любым другим родителям, это жизнь, в которой именно мы обязаны учить наших детей тому, что хорошо, а что плохо. И да, ссоры бывают, без них никак. Это мы взяли на себя ответственность растить Тейру и помогать тебе. Я об этом не жалею. Меня согревает тот факт, что сестра в надёжных руках, и к ней относятся так, как должны относиться к ребёнку родители. Строго и в то же время наполняя её жизнь любовью, которой мы с ней практически не видели раньше. Я рада, что у Тейры есть шанс не совершить моих ошибок и насладиться настоящей семьёй, увидеть эту модель поведения и в будущем верно выбрать свой путь. Не как я. — У нас всё готово. Идите к столу, — в гостиной появляется Кэйтлин и приглашает нас в столовую. Я сажусь рядом с Марком, напротив нас располагаются Тейра и Амалия, а во главе стола с разных сторон Адам и Кэйтлин. — Амалия сказала, что Николас не сможет прийти сегодня, — наклоняясь ко мне, шепчет Кэйтлин. — Да… да, он на работе, — сдавленно отвечаю я. Боже, как же сложно держаться. Последние дни с того момента, как воспоминания начали разрушать мою прекрасную оболочку свободы, я чувствую себя ужасно. Жестокие слова Николаса о том, что он отправится на поиск девушки лучше, чем я. Его радость, оттого что теперь его тоже никто не будет ограничивать в желаниях. Это особенно меня оскорбляет. Я не знала, что он так сильно ненавидит тот день, когда мы встретились. Я думала иначе. Выходит, что мы оба устали друг от друга настолько, что готовы разбить всё в один миг, а не бороться за неизвестное. Я не знаю, правильно ли это. Но мне чертовски плохо, оттого что именно я стала той причиной, которая изменила его жизнь насильно. И он постоянно винит в этом меня в своей голове. Глупая кукла. Сломанная кукла. Я стараюсь улыбаться на тосты родителей, предназначенные для Марка, и вести себя так, словно ничего такого страшного нет в моей жизни, что заставляет меня испытывать безумное желание снова спрятаться ото всех. Я отвечаю на вопросы о том, чем занимаюсь, какие блюда мы готовим на курсах, и чему я уже научилась. Адам постоянно хвалит меня, как и Кэйтлин. Меня уже тошнит от этой радости, которую я не хочу видеть. Моя семья другая. Там было холодно и одиноко. Меня приучили к этому холоду. Меня приучили всё разрушать, как делали это мои родители. Они сломали мою жизнь с момента моего рождения, так и не показав, как следует бороться друг за друга. Они, наоборот, продемонстрировали мне, что при любой проблеме нужно уходить и заводить любовника или любовницу. Я делаю то же самое, что и они. Я не прилагаю усилий, чтобы что-то сохранить, а бросаю всё и ухожу, хлопая дверью. — Я помогу убрать со стола, — поднимаюсь со стула, когда вечер завершается, и хватаю свою тарелку и бокал. И вот сейчас. Я тоже ухожу. Я не смеюсь над шутками Марка и Адама. Мне претит эта жизнь, и я даже не желаю учиться быть нормальной. Я сломанная изначально. И меня доломали.