— Я ошибался, гражданин надзиратель, — злобно процедил мусорщик. Он сам позабыл об этом садисте. По крайней мере, надеялся, что ему повезет не нарваться на него в первый же день. — Вы, как всегда, были правы. — Жаль, недолгим было наше свидание. За тебя внесли залог, собирай манатки. — Морячок положил на плечо утяжеленную дубину. Точно такие же использовали имперские миротворцы при разгоне гражданских митингов. В тюрьмах они были запрещены, но Морячку никто не смел перечить. Многим казалось, что его побаивается даже начальник тюрьмы. — У тебя минута, Гавел, не заставляй меня ждать. Гавел, завсегдатай камер временного содержания и изоляторов, прекрасно знал, что у него не больше тридцати секунд. Морячок всегда слыл шутником. Здоровяк рывком вытянул рюкзак из-под кровати и широким жестом ссыпал в него нехитрый скарб с тумбочки. — Заключенный 24367 готов к освобождению! — четко отрапортовал он. Не отыскав, к чему придраться, надзиратель снова сплюнул на пол и отключил заключенному и так урезанные протезы. Забирать руки у инвалида негуманно, но оставлять в полной боевой готовности потенциальные орудия жестокого убийства тоже не вариант. В системе безопасности содержались данные обо всех искусственных органах заключенных. Более того, система имела к ним прямой доступ, предоставленный корпорацией-изготовителем, и могла одним импульсом превратить добрую половину опасных парней в беспомощных обрубков. Гавел прошагал за Морячком по хорошо знакомому маршруту, дождался внесения его в список вышедших под залог, а также разрешения на разблокировку имплантов. Он уже не первый десяток раз подвергался одинаковым процедурам и действовал практически на автомате. Наконец экран замигал зеленым, подтверждая право заключенного на свободу. За спиной с треском захлопнулась бронированная дверь, а спереди распахнулась другая. Здоровяк провел ладонью по лысой голове. Первым делом он наведается к робо-парикмахеру и налепит на себя новый ирокез. Вообще, Гавел ожидал, что его продержат взаперти долго. Судя по расспросам копов, в доках произошла перестрелка с жертвами среди легавых. Он, понятное дело, ничего об этом не знал, но побаивался, что из него сделают козла отпущения, чтобы не портить раскрываемость. Вдохнув несвежий воздух, мусорщик злобно оскалился и вышел на унылую улицу. Он размял шею и потянулся за сигаретой. — Некогда. — Узкоглазый мордоворот возник словно из ниоткуда и указал на припаркованный флаер. — Босс ждет. Гавел разочарованно покачал головой. Вот всегда так… До летающей машины метров десять, можно было сделать пару затяжек, но босс не любил неуважения. В последний раз когда Гавел так сделал, а босс учуял запах табака, его серьезно отделали. Повторять опыт не хотелось. Вернув сигарету в пачку, он поплелся вслед за мордоворотом. Послушно сел на заднее сиденье и, лишь убедившись, что в салоне кроме него и мордоворота никого больше нет, позволил себе развалиться. Раз за ним прислали летающую тачку, дело серьезное, однако не настолько серьезное, чтобы босс прибыл лично. Пока все выглядит вполне нормально и не предвещает серьезных неприятностей. Резиденция якудзы располагалась на третьем этаже «Дома развратных увеселений мадам Чжень». Гавел быстро шагал по коридору, минуя десятки пластиковых дверей, за каждой из которых кто-то трахался, издавая сладострастные стоны или наполненные болью вопли. Смотря кто за что платил. Здесь хватало девушек, которые отрабатывали долги перед бандой и подписывали согласие буквально на все. Наконец Гавел оказался у высоких резных дверей, сделанных из… настоящего дерева. Такого, которое растет из земли. Прямо корнями впивается в почву, высасывает из нее питательные вещества и само растет. Гавел слышал о таком однажды, а тут целая дверь из дерева. Стоило протянуть руку, как створки сами распахнулись перед его носом, будто не позволяя себя коснуться. Так происходило каждый раз. Причем, если бы Гавел не протянул руку, хрен бы они отреагировали. Босс по обыкновению сидел в большой круглой ванне, сделанной, кстати, тоже из дерева, в окружении четырех девиц. Верхняя половина тела мужчины, была густо украшена разноцветными татуировками. И без того узкие глаза сощурились, уставившись на побледневшего Гавела. Здоровяк тут же упал на четвереньки, коснувшись лбом пола. Перед заключением в тюрьму ему сбрили ирокез, потому он не боялся испортить свою прическу. Босс очень ценил традиции древних и легендарных якудза и приучал своих людей к железной дисциплине. Правда, никто не знал, кто такие якудза и почему они легендарные, ну а глава банды на редкие вопросы самых смелых лишь закатывал глаза. Однако каждый при виде него должен был почтительно поклониться. Кстати, босс не звание, а что-то вроде прозвища, которым к нему следовало обращаться. Настоящего имени босса никто не знал. Он не любил долгих разговоров, поэтому, убедившись, что Гавел достаточно почтителен, а все условности соблюдены, произнес лишь одно слово: — Начинай. Голос у якудзы был высокий, можно даже сказать писклявый, но последний, кто ему об этом сказал, лишился обоих ушей и ноги. Гавел рассказал все. Очень старался докладывать максимально коротко и четко, передавая все важные детали, при этом старательно опуская все, что могло его дискредитировать. Как мог приукрасил коварство подлого Эндрю, который, как только понял ценность непонятной хрени, тут же напал на беззащитного Гавела и вероломно вырубил со спины, а потом еще и руки ему сломал. Часть с описанием увечий и повреждений длилась особенно долго. Надо ведь разжалобить. Гавел знал, что лучше татуированного не злить. Любой проступок, в лучшем случае карался потерей какого-нибудь куска плоти провинившегося. Прошлый серьезный провал стоил Гавелу обеих кистей, которые, он, впрочем, удачно заменил на искусственные. — Ты идиот, — вынес беспощадный вердикт босс. Его тон не предвещал ничего хорошего. Гавел даже не думал о том, чтобы спорить, и лишь сильнее вжался в пол. — Зачем взял на дело непонятную девку? — продолжая щуриться, спросил узкоглазый. — Красивая оказалась и ты решил свой стручок пристроить? — Нет… босс, она… — начал было Гавел, но был тут же прерван. — Заткнись! Ты должен был пристрелить их обоих, как только проник на склад. Ты ведь даже не знаешь, чем именно завладел тот мусорщик и было ли там что-то на самом деле ценное. Ты просто потерял контроль над ситуацией. Это непростительно для настоящего воина. «Только бы ничего не отрезал, только бы ничего не отрезал», — думал тем временем Гавел. Если вдруг босс решит его наказать, вряд ли он станет пилить механические руки. А Гавел и так уже на тридцать процентов состоит из механизмов. — Виноват, босс. Прошу шанс на искупление вины, — заученно пробубнил он. — Шанс, значит… — Лидер преступного синдиката медленно встал. Несмотря на то, что он на голову, а то и две ниже всех своих подчиненных, все были в ужасе от татуированного желтокожего азиата. Все привыкли к мысли, что этот человек очень опасен, а его хозяева и того страшнее. — Хорошо. Верни то, что утащили эти недоноски. Возьмешь с собой Кальвина и Целика. Предложи мусорщикам отработать долг… Потом развлекут нас на арене. Если не справишься за три цикла, парни проследят, чтобы ты сделал харакири как положено. Свободен. Гавел пулей вылетел из кабинета. Названные боссом мордовороты тут же пристроились позади. А планы-то у него другие были. После робо-парикмахера Гавел планировал наведаться к тому торгашу, который продал и настраивал ему руки с обвесами. Ведь в самый неподходящий момент подвели. Если бы не приказ якудзы, барыгу ждал бы незабываемый вечер с оторванными яйцами и завязанными узлом пальцами… Еще бы знать, что это за харакири такая, которой ему угрожали. Наверное, какое-нибудь ритуальное якудзианское отрезание члена. Судя по рассказам босса, это вполне в их духе. Стоило скрыться за поворотом, подальше от глаз главного якудзы, Гавел покосился на двоих за спиной. — Наша помощь нужна или ты сам справишься? — осклабился Целик. Что за жуткое прозвище? Гавел никогда не задумывался, настоящее это имя или нет, но, скорее всего, того в школе дразнили как-то особенно обидно. Хотя, если посмотреть на рожу Целика, тот, наверное, сожрал всех, кто пытался на него обзываться. — Как найду недоносков, дам вам знать, — буркнул Гавел. — А сейчас не мешайтесь под ногами. — А за три цикла-то успеешь? — ехидно спросил Кальвин. — Будешь медлить, подохнешь ведь, как псина. Босс слов на ветер не бросает, сам знаешь. Вот Кальвин — на редкость мерзкий тип. Да и харя у него такая… Вот что не представишь жуткого, можно быть уверенным, Кальвин это делал. Вплоть до изнасилования крупного рогатого скота. Гавел поморщился. И без того мерзкий привкус во рту стал невыносим. До безумия хотелось напиться, но сейчас лучше не поддаваться слабостям. Похоже, что харакири — какое-то еще более мерзкое наказание, чем Гавел мог предположить. Если верить словам Кальвина, заканчивается оно смертью. Да уж, лучше не медлить. Гребаного Эндрю с его сучкой нужно выкурить, как крыс, а потом притащить боссу. Эндрю ждет жестокая взбучка, ну а Розочку вздрючка. — Ты уснул, что ли? — окликнул его Кальвин. Гавел так и застыл с отрешенным лицом, представляя, что сделает с крысятами. — Занимайтесь своими делами и будьте на связи. Скоро поохотимся, — рыкнул Гавел и, развернувшись на пятках, направился к выходу. В его голове уже начал вырисовываться план, как разыскать забившихся в нору мусорщиков. Глава 5 Роза умопомрачительна. Я лежал на узкой кровати, заложив руки за голову, и наблюдал, как она расчесывает волосы. Девушка сидела на самом краешке матраса вполоборота и мурлыкала под нос какую-то песенку, то и дело искоса поглядывая на меня. Поспать нам так и не удалось, но я ни о чем не жалел. Все произошедшее за сегодня было полным безумием, и оно того определенно стоило. Я бы и больше вытерпел, если бы заранее знал, что все закончится наблюдением за прекрасной девушкой в полупрозрачной майке и коротких шортиках. Любой подвиг, воспетый в легендах и совершенный во имя красавицы, однозначно стоил того. — Ну и чего ты на меня так пялишься? — хмыкнув, спросила она, продолжая сидеть спиной. На этот раз повернула на меня свое зеркальце. — Просто любуюсь тобой, не каждый день на такую красоту удается посмотреть, — с улыбкой ответил я. Роуз на миг замерла, надув губки и переведя взгляд на собственное отражение. Однако, что-то ей там не понравилось, потому что она тут же хмуро возразила: — Не шути так, нет во мне ничего красивого… От удивления я приподнял бровь и заодно приподнялся сам. Девушка взвизгнула, когда я вдруг резко приблизился к ней и, обняв за талию, потянул назад. Я повалил ее к себе на колени и в упор посмотрел ей в глаза. Она тут же застыла, глядя на меня, как кролик на удава. — Ты очень красивая, — внимательно оглядев ее лицо, произнес я, а затем приподнял ее голову и поцеловал в губы. Уже не особо отдавая отчет своим действиям, запустил руку под ее майку и сжал нежный сосок, заставив девушку застонать. Время на миг остановилось и понеслось вперед с ужасающей скоростью. Прав был старик Эйнштейн: все относительно. Очнулся от помутнения я лишь тогда, когда она издала сладостный стон, выгибаясь подо мною дугой. — Ну что, будешь еще спорить со мной относительно своей красоты? — спросил я, глядя в глаза пытающейся отдышаться девушке. — Ты был очень убедителен, — наконец ответила она, — но я бы еще поспорила, чисто из принципа. Не люблю сдаваться так быстро. Я рассмеялся и снова ее поцеловал, однако Роза почему-то, наоборот, загрустила. Ее глаза вдруг наполнились слезами, и это окончательно сбило меня с толку. Роуз громко всхлипнула и прижалась к моей груди. Мне только и оставалось, что гладить ее спину и вздрагивающие плечи, совершенно не понимая, что происходит. Ну вот, здравствуйте, комплексы, давно не виделись. Неужели я настолько ужасен, что довел ее до слез?