Дитриху Брандербергеру на вид было лет восемьдесят, но выглядел он весьма моложаво. Его светло-голубые глаза — ярко выделяющиеся на морщинистом лице, смотрели цепко и внимательно. Некоторое время в кабинете стояла тишина. Рейхсграф внимательно и беззастенчиво изучал взглядом замершего перед столом Никласа, тот — сохраняя спокойствие, смотрел на массивную кабанью голову над столом рейхсграфа. Вдруг за спиной Никласа послышался звук открываемой двери. Оборачиваться он не стал, но по отчетливому стуку каблуков догадался, кто именно зашел в кабинет. Догадка подтвердилась: Катрин Брандербергер. Едва не задев Никласа, она впритирку прошла мимо, усаживаясь в одно из кресел неподалеку. Грациозно закинув ногу на ногу, так же принялась изучать гостя взглядом, ритмично покачивая носком сапога. Дитрих Брандербергер на внучку — лишь не так давно официально назначенную наследницей, внимания даже не обратил. Но именно ее и ждали, потому что после того как Карин устроилась в кресле, он наконец обратился к Никласу. — Расскажите о себе, молодой человек. Говорил рейхсграф на немецком. Никлас ответил ему с полупоклоном, тоже на немецком, с некоторым трудом подбирая слова: — Мой немецкий плох, господин рейхсграф. Позвольте использовать русский или французский? — Меджусловјанскы језык? — На интере не говорю, только понимаю. — Говорите на русском, — не скрывая неудовольствия, поморщился рейхсграф. Похоже, не только у его секретаря что-то личное, не мог не отметить Никлас мимоходом, прежде чем начать говорить. — Родился лета семь тысяч шестьсот двадцать третьего по московскому календарю, в восемьдесят четвертый год новой эры европейского летоисчисления, на территориях Югороссии. Получил домашнее образование, с четырнадцати до шестнадцати лет обучался в Русском кадетском корпусе Александрии… — Александрия — это есть город в Африке? «Он специально речь коверкает, что ли?» — невольно прислушался Никлас к словам собеседника, потому что едва уловимый акцент звучал довольно наигранно, неестественно. — Так точно, господин рейхсграф. — Карашо, продолжайте. — В шестнадцать лет отправился в Танжер, по обмену поступив на двухгодичные офицерские курсы Французского Легиона. По выпуску отправился в конвойные войска, после годичного контракта по представлению и воле отца прибыл к вам, чтобы здесь и сейчас предложить свою службу. — Опыт боевой работы? — Семь раз участвовал в проводке конвоев из Пекла в Дакар и Танжер как водитель скаута. — Что есть «скаут»? — Легкобронированный вседорожник. Экипаж как правило состоит из трех или четырех человек: командир, водитель, один или пара стрелков. — Вы быть командир? — Нет, в должности водителя. — Вы закончили Танжер, не получив офицерский патент? «Да коверкает специально, прекрасно он русским владеет», — определился наконец Никлас. С трудом даже удержался при этом от удивленной гримасы — подобный детский сад от столь взрослого и серьезного человека его поразил. — Получил. Я был водителем командно-штабной машины, перенимая у взводного командира необходимый опыт. Год в должности сарджа после выпуска — это… — По национальности вы? — Русский. — У вас нетипичное имя. — Мой отец — пятый в фамилии Андерсон… — Я карашо знаю вашего отца, иначе бы вы здесь и сейчас не стояли. Я говорю об имени. — Меня назвали в честь отца моей матери. — Хм. Я карашо знаю не только вашего отца, но и родителей вашей матери Беллы Ришар. — Я рожден не в браке, господин рейхсграф. — Кто же ваша мать? Никлас чувствовал, как у него горят уши и щеки, но ничего не мог с собой поделать. Дитрих Брандербергер внимательно смотрел на него, откинувшись на спинку кресла. Он прекрасно знал, что Никлас — незаконнорожденный, знал кто его мать. Ему, похоже, просто была интересна реакция собеседника. «Ты сам этого хотел, старичок», — повторил Никлас мысленно одну из присказок своего первого наставника. — Мою мать звали Елена Нелидова, отец познакомился с ней в России, на острове Рюген. На самом деле мать Никласа звали Элен Нелидофф, была она как и мачеха француженкой, но Никлас специально произнес ее имя на русский манер. Цели достиг: глаза рейхсграфа сверкнули, но эмоции он сдержал, заговорил спокойно. И безо всякого намека на недавний акцент: — Вы на землях Нового Рейха, молодой человек. Старайтесь не употреблять здесь слово «Россия», тем более в контексте принадлежности временно оккупированного острова Рюген. — Как мне тогда стоит говорить? — Не Россия, а Империум Москау. Земли под властью Москвы. Не русские, а московиты. — Буду иметь ввиду, господин рейхсграф. Что насчет Югороссии? Глаза Дитриха Брандербергера снова сверкнули. Он отметил, как именно — обтекаемо, без прямого согласия ответил Никлас; увидел и его чистый от плещущейся наивности взгляд во время вопроса. Сейчас рейхсграф явно пытался понять — специально это сделано, или младший Андерсон действительно максимально прост. — Насчет Югороссии этических ограничений нет, можете называть это государственное образование как угодно. — Принял, господин рейхсграф. — Скажите, молодой человек. Вас ничего не удивило сегодня, во время ожидания приема? — Удивило, господин рейхсграф. — Что именно? — Я был крайне удивлен, когда увидел беса из смартмассы выходящего из вашего кабинета. — Это не бес из смартмассы, молодой человек, а арбитр Пути. — Господин рейхсграф, а… — Что? — Прошу простить, а какая разница? — Арбитры из культа Пути не являются частью Сверхразума. Никлас промолчал. На выжженных землях А-Зоны особи смартмассы, бесы или ксеносы — если по-простому, встречались крайне редко. В их сортах никто разбираться не старался. Подспудно Никлас сейчас понимал, что стал носителем невероятно важной тайны, но пока не сильно волновался. Воле отца — отправившего его сюда с наказом предложить свою службу, он доверял. — Вы видели Арбитра в составе Пути, молодой человек. Что вы собираетесь делать с этим знанием? Акцент рейхсграфа как исчез, так более и не проявлялся. Вот вроде старый и — наверное, мудрый человек, зачем цирк было устраивать? Но Никлас подумал об этом совсем мельком. Некоторое время он молчал — размышляя, как именно ответить на этот вопрос. Понимая, что заведомо лояльные ответы будут выглядеть нелепо, он подбирал слова. — В ближайшее время я собираюсь изыскать возможность связаться с отцом и сообщить ему об увиденном. — Прямым текстом? — Эзоповым языком, конечно же. — То есть в Трибунал сообщать об увиденном вы не собираетесь? «Да-да, вот прямо сейчас и признаюсь тебе в таком намерении». — Не собираюсь, господин рейхсграф. — Извольте объяснить мотив своего решения. «Опасение за собственную жизнь и безопасность, конечно же». — Мой отец рекомендовал мне отправиться к вам и предложить свою службу. В первую очередь я должен услышать его комментарий. А обратившись без промедления в Трибунал, я могу как принести проблемы своей семье, так и бросить тень на нашу фамилию. — Взвешенная позиция, — кивнул рейхсграф. — Что ж, могу вам сообщить, что ваш отец конечно не будет говорить прямо, но он в курсе тех особенностей… которые связывают меня и тайное направление Пути. Дитрих Брандербергер помолчал, вглядываясь в лицо Никласа. — Вы понимаете ситуацию, в которой сейчас оказались?