Вроде пока тихо. Он уже проклинал всё на свете. Надо было в своё время слушать советы друзей и просить перевода в другой город, пока ещё не стало слишком поздно. Ну, почему всё — так?! Почему этого Ахатинова волей случая закинуло именно в Город 14? Почему волна проклятого восстания пошла именно отсюда? Как ему всегда везло на приключения. Разломы в пространстве начались, когда Триггеру было шестнадцать. Он до сих пор помнил тот вечер, как сейчас. Город пылал, солдаты армии, пытавшиеся сдерживать захватчиков, гибли с невероятной скоростью, как и обычные жители города. Он видел, как огромный синий монстр асимметричной формы огнём из своих лап спалил дотла один из городских автобусов, а все, кто был внутри, в диких муках сгорели заживо в кипящей внутренней отделке автобуса. Он с родителями не показывали носа из дома вот уже пятый день, питаясь домашними соленьями, запасами круп и консервами. Они сидели дома, греясь от костра, разведённого прямо на кухне в железном тазу из дров, выменянных у соседей на ведро картошки. Он даже боялся выглянуть в окно. Ещё никогда фильмы ужасов не казались ему такими инфантильными и неубедительными. Он увидел столько ужасов, столько боли и смертей, сколько не видел его прадед, воевавший во Второй Мировой войне. Его родители начали постоянно скандалить по любому поводу — не от злости, а от страха и бессилия. В любой момент над их домом мог возникнуть пространственный разлом, и какое-нибудь огромное существо, упавшее из него, смяло бы их дом, как спичечную коробку. В любой момент мог прилететь ужасный биомеханический летательный аппарат тех, кого уже прозвали Мировым Правительством, и оставить от квартала лишь разорённую пустыню. В один из дней его родители, сидя на веранде и глядя, как догорает соседний дом, сказали ему: «Сынок, послушай. Ты — всё, что у нас есть. Мы всегда хотели, чтобы ты вырос достойным человеком, чтобы мы гордились тобой. Мы уже гордимся. Ты — сильный, очень сильный. Но с нами сейчас может случиться всё, что угодно. Что бы ни случилось, помни: ты должен жить. Сейчас всё — страшно и непонятно, но поклянись, поклянись, что ты выживешь, во что бы то ни стало. Ты должен выжить, несмотря ни на что! Как бы ни было трудно и больно, ты должен выжить. Поклянись, что выживешь...». На глазах мальчика выступили слёзы, и он обнял родителей крепко-крепко. «Клянусь...», — прошептал он. — Клянусь, — сказал Триггер и, проглотив подступивший к горлу ком, достал из-за пазухи радиостанцию. Когда его отца и мать, избитых и в наручниках, уводили на допрос первые госкавалеристы, он смотрел на них из шкафа с одеждой, сжимая большой топор и слушая, как на вопрос, есть ли ещё кто-нибудь дома, родители молчали. Он хотел резко выскочить из шкафа и ударить мерзкого офицера «Госкавалерии» топором в затылок. Но взгляд отца заметил глаза сына в щели дверей шкафа. Он едва заметно покачал головой, и разбитые губы беззвучно прошептали: «Не смей. Ты должен жить». Мальчик плакал ещё очень долго, когда его родителей уже увезли далеко и навсегда... — На приёме, — буркнул модулированный голос из динамика радиостанции, выводя его из тяжёлых воспоминаний. Похоже, штаб Правительства уже не думал о форме выхода в эфир. — На связи «Гражданин», номер GT877UA. — Отлично, «Гражданин», сообщи нам, где находишься ты и названные тобой люди. — Мне нужны гарантии, — тихо сказал Триггер, оглядываясь на какие-то шорохи. Только бы не Ахатинов. Как он объяснит ему, что он делает здесь один, да ещё разговаривая с Правительством. И — не зомби... Ими вся больница просто кишит. — Значит, так, — быстро заговорил голос, — как только ты сообщишь нам, на каком вокзале вы появитесь, мы сразу сообщим, где тебя встретят наши войска. Они уже предупреждены о тебе и заберут в десантную шлюпку. Как только закончится зачистка, ты покинешь город. — Ваши даже не спросят, кто я такой, и пристрелят ещё издалека, — сдавленно сказал Триггер. — Мы разошлём ориентировку на тебя тем войскам, которые будут в том месте. Опознавательным знаком будет служить синий плакат с портретом президента. Они по всему городу висят, найдёшь себе такой. А теперь мы ждём информацию. — Но как... То есть, разве это гарантия?! Так не пойдёт, нет, я не... — Включай мозги, примат, — прошипел динамик, — какие ещё гарантии могут вообще быть?! Это наибольшее из того, что, в принципе, возможно! Мы и так сделали для тебя слишком, слишком много всего. Ты просил гарантию безопасности, и мы тебе её дали! Других гарантий тебе не дадут даже советники Правительства. А теперь решай сам, выбор за тобой. У тебя десять секунд. Триггер помолчал, закрыв глаза... — Олег Ахатинов будет отправляться вместе с людьми на западном вокзале, — сдавленно проговорил он. — Спасибо, — издевательски ответили ему, — плакат не забудьте... * * * Олег с Русланом вышли, наконец, к выходу на улицу из больницы, словно сошедшей с фильмов Братьев Вишес. Монитор у выхода, транслировавший речь Натальи Николаевны, тревожно мигнул и сменил изображение. Опять — оно. Истинное лицо Правительства. Ещё через секунду монитор погас. — Похоже, они нас обнаружили, — сказал Руслан, — надо найти Сергея и двигаться дальше. — А где Триггер? — Спросил Руслан, и Олег только сейчас заметил, что этот парень снова куда-то делся. — Да кто его знает, — пожал плечами Олег, — я даже не заметил, что его нет... — Надеюсь, догонит... Олег услышал торопливые шаги и обернулся: к ним подбежал запыхавшийся Триггер. В руках он уже держал что-то. — Наконец-то, — с усталым облегчением сказал Руслан, — где пропадал? — Да там... Зомби окружили в коридоре, — замялся повстанец. — Что это у тебя? — Спросил Олег, указав на свёрток бумаги в его руках, — секретные планы Правительства? Или автобиография Дорожного? — Почти, — Триггер с улыбкой развернул лист. Плакат с синим фоном. Лысая голова с сосульками седых волос по краям. Насмешливый взгляд. — Зачем тебе эта хрень? — Искренне удивился Руслан. — Соскучился по Дорожному, — усмехнулся Олег, вспомнив разговор парочки на диване. — Да ладно вам, — почти весело сказал Триггер, — эти штуки скоро раритетом станут, когда мы победим Правительство. Я тут полжизни провёл, в этом городе, какая-никакая память останется, когда всё взорвётся... Олег задумался: а ведь и вправду. Время до взрыва неотвратимо уходит. До сих пор им всем просто сказочно везло. Ну, по крайней мере, Олегу. Но вот сейчас, когда время — на исходе, а ты ничего больше не можешь поделать, начинаешь задумываться, как бы остановить время или обогнать скорость света. Раньше у везения всегда был конкретный внешний облик. Но интересно, позволит ли ему умереть человек в белой простыне, если они не успеют уехать до самого большого фейерверка в истории? Так и представляется картина: он спускается с небес на крыльях и заслоняет от взрывной волны. Или он заберёт его с собой подальше от взрыва? Надо тогда и для Руслана с Сергеем места забронировать, должен же быть гибкий подход к постоянным клиентам. Нет, конечно, он их бросит... Как бросил тогда Руслана у взорвавшегося шпиля реактора. Они не нужны ему. Ему нужен только Олег. Но Олег поймал себя на мысли, что он предпочёл бы тогда погибнуть вместе со своими друзьями, чем в одиночку выжить под защитой человека в белой простыне со странным венком из сухих веток на голове. Да кто бы позволил. Интересно: его все считают символом свободы и борьбы с оккупацией, а у самого-то никакой свободы и нет. Да, он сам согласился на покровительство этого человека, но ведь выбор-то стоял — согласиться или пропасть. Как плохо, когда ничего не можешь изменить. Потому что когда придёт время, он снова появится, остановит время, погрузит всех в пустоту, а то и вовсе примет облик Кречетовой и уговорит людей сложить оружие. Что это вообще за человек... Что он там мутит? — Наконец-то, — сказал Сергей, выходя из-за опрокинутого на асфальте грузовика, — а я уж боялся, что вы не успеете. — Ну, извини, что заставили ждать, — ответил Руслан, — у нас Правительство на хвосте. А ты как? Все оставшиеся из города добрались?