– А что тут особо догадываться? – криво ухмыльнулся я, и так же мстительно выдал – Вы отступники, оппортунисты, которые обманом захватили власть в стране. Вы отошли от Ленинского пути, похерили заветы вождя и пошли по кривой дорожке. Вы подписали договоры с нашим врагом, желая разоружить нашу страну и сдать ее мировому капиталу. Ну и все в таком духе. Небось Суслов выдал эту информацию? – Он, кто же еще…вобла сушеная! – сплюнул Семичастный – Поганец! Надо было его грохнуть, надо! И прихвостей днепропетровских – тоже! – Всему свое время, Володя…всему свое время! Пока все развивается вполне недурно… Шелепин осекся, увидев то, как исказилось мое лицо, и вздохнул: – Еще раз повторяю, Михаил – мне очень жаль, что так получилось с Ольгой! Но она была солдатом! И погибла, как солдат! Никто и никогда не был застрахован во время сложных операций! И не мне тебе об этом рассказывать! Справимся с кризисом – я все сделаю, чтобы она не была забыта, клянусь! – Когда выступите по телевидению? – перебил я этот поток словоблудия. – Через два часа – Шелепин посмотрел на простые командирские часы у себя на запястье – Техники налаживают оборудование, устанавливают связь со спутником, так что скоро перехватим управление первым каналом. И…готовься. Как только я выступлю – нас вычислят, пусть и не сразу, и начнется атака. – А Никсона вертолетом вывезти разве нельзя? Какого черта он здесь, у нас сидит? – я посмотрел в глаза Семичастному, но ничего в них не увидел. – Опять предложить тебе догадаться? – пожал плечами Семичастный – А если перехватят? А если экипаж окажется НЕ ТОТ? Пусть сидит здесь, пока кризис не разрешится. Мы ему объяснили – он понял. – Без переводчика? – Думаешь, ты один здесь в английском понимаешь? – фыркнул Семичастный – Давай, организуй оборону. А мы тут покумекаем – как жить дальше. – Насчет гэкэчепистов я угадал? – Угадал, угадал! – досадливо отмахнулся Семичастный – Иди, бога ради! Не мешай соображать! И я ушел, чтобы не мешать умным дяденькам соображать. Дяденькам, которые на мой взгляд прогадили все, что можно было прогадить. Если бы не я – им бы точно конец. Еще там, в рынке. Так что им эти соображения гроша ломаного не стоит. Но говорить им об этом я не буду. Себе дороже, а толку не будет. * * * – Я думал – он меня убьет – хмыкнул Семичастный – Там, в кабинете. Думаю – сейчас кааак…врежет! А ты знаешь, какой у него кулак! – Если бы твою жену убили по чьей-то вине, как бы ты отреагировал? Как бы кулак раскачивал? – Это не наша вина! Это издержки! Я же тебе не раз, и не два говорил – за всем все равно не уследишь! Цинев – боевой офицер. Цвигун – тоже огни и воды прошел. Жаль, что они не на нашей стороне. Впрочем, и без них дельных офицеров хватает. Жаль, что часть придется пустить в расход. В заговоре как раз самая инициативная часть офицерства. – Слишком быстро мы взялись за реформы – Шелепин помотал головой – Надо было притормозить. Тогда бы и таких потрясений не было. А все ты – надо быстрее двигаться, надо быстрее! Обезглавим верхушку, устроим чистки! Как бы нас самих тут не зачистили… – Твой Карпов не даст – усмехнулся Семичастный – Этого зверюгу голыми руками не взять. И у него железное чувство ответственности. И упрямство. Если он вцепился в дело – его не оторвешь. Бульдог, право слово! Он один стоит батальона спецназа. А может и полка. Так что не переживай. А двигаться надо было быстрее, ты же знаешь обстановку в стране! Реформы нужны были, как воздух! И чистка! Чистка аппарата вверху и на местах! Расстрелы. Этой стране нужны расстрелы – как говорит Карпов. Шутка, да…но в каждой шутке есть доля…шутки. – А ты его не боишься? – задумчиво протянул Шелепин, глядя в пространство над головой друга-соратника – Вдруг он в один прекрасный момент решит, что ты мешаешь установлению ПРАВИЛЬНОГО порядка, что ты портишь прекрасную картину мироздания и служишь Злу? Хочешь навредить его стране? И что тогда? Он ведь не задумываясь пустит тебя в расход! Говоришь, стране нужны расстрелы? Ну-ну… – Боюсь – криво ухмыльнулся Семичастный – Но даже не его, хотя и его лично боюсь. У меня такое ощущение, будто мы прикасаемся к чему-то…странному. Гигантскому, непостижимому, разумному, и одновременно неразумному – как ураган, как извержение вулкана. И это Нечто – оно управляет нами, как пешками. И тот же Карпов – суть его инструмент. Что-то вроде стилета, или, скорее, скальпеля. Рраз! И отсек ненужное. Рраз! И нет опухоли. А через Карпова и мы стали такими же инструментами и делаем то, что нам предназначено. И пока делаем – живем. А стоит оступиться…не Карпов, так еще что-то. Вот сегодня – Карпов и его подруга нас спасли. Но разве сам Карпов? Откуда он здесь взялся? Кто он такой? Вот то-то же… – Ты говоришь о боге? – усмехнулся Шелепин – Это все его происки? Ты ведь никогда не был верующим! – А откуда ты знаешь? – серьезно спросил Председатель КГБ – Все мы неверующие, пока не придет момент и мы не взмолимся: Господи, помоги! Господи, пронеси! Пока гром не грянет – мужик не перекрестится. А что касается Бога – да что такое Бог? Кто знает? Карпов называет это Провидением, предполагает, что это сама Земля может выступать в качестве бога. Или как он называет это – "банк данных Земли". По его версии, души умерших никуда не деваются, они как бы это лучше сказать…они витают в пространстве над Землей, впитываются в нее, и получилось так, что вся планета пропитана этими самыми душами. А что такое душа – это набор информации, из которой и образуется личность разумного существа – человека, например. И когда количество информации – до есть душ – превысило критический уровень, Земля осознала себя начала действовать, как живое существо, как личность. При этом еще не осознавая себя, на подсознательном уровне. Ну то есть – действуя на одних инстинктах. Эдакий одновременно глупый и невероятно умный и могущественный интеллект. Она может видеть будущее, видеть прошлое, и когда ей нужно изменить прошлое так, чтобы изменилось будущее – можно взять человека, который лучше всего для этого подходит и заслать его в точку бифуркации, то есть в развилку дорог истории. И он начинает действовать. И вот что такое наш Карпов. Мы – пешки. Да, да, не криви физиономию – пешки, в сравнении с ним! Он – ферзь. Но над всеми есть мастер-шахматист, который играет партию. Выиграет он – живет сам и живем мы. Проиграет, не так сыграют его фигуры…ну, понятно. – Ух ты, как нахватался-то! – Шелепин помотал головой и улыбнулся – Это тебя Карпов подготовил, что ли? Про эти самые…бифуркации! – И Карпов, и наши аналитики – туманно заметил Семичастный – У нас есть такие головастые ребята, что ай-яй! Сто очков нам вперед дадут в разгадывании загадок! – Загадки, говоришь? – Шелепин задумался, потом пристально посмотрел в глаза собеседнику – А тогда скажи, кто партнер шахматиста? Кто играет ПРОТИВ? Сатана? – Хочешь – назови так – не задумываясь ответил Семичастный, и улыбнулся – я уж думал, ты никогда не задашь этого вопроса. Ладно, ладно! Я тоже, когда впервые услышал эту версию от Карпова, задал тот же вопрос – кто играет против нас? Или – что. И вот что он мне ответил: Хаос. Всемирный хаос. Любая материя, любые структуры в конце концов самоуничтожаются. И самоуничтожение заложено в их сути. Будь это человек или планета. Атомы разбегаются, молекулы разваливаются, и в конце концов все сведется к однообразной массе, протоматерии, которая соберется в одну точку, и…взрыв! Как это уже было. Как это будет. Он называет это Теория Большого Взрыва. Эту теорию выдвинул один британский ученый, являющийся еще и фантастом – в 1949 году, в своей лекции. А за ним теорию развили уже другие ученые. Она хорошо вписывается в известные нам теории образования мира. – Если только отринуть теорию создания мира Богом – усмехнулся Шелепин. – Если отринуть – спокойно подтвердил Семичастный. Так вот: когда некий субъект достигает определенного уровня развития сознания, этот субъект начинает активно сопротивляться саморазрушению. То есть – осознает необходимость жить как можно дольше и делает для этого все возможное, сознательно или подсознательно. Инстинкт самосохранения – так это называется у людей и животных. – То есть ты хочешь сказать, что наша Земля достигла определенного уровня самосознания, включился инстинкт самосохранения, и планета пытается уберечь себя от гибели? Потому здесь и оказался Карпов? – Земля ли, или сама Вселенная – это нам недоступно и вряд ли мы когда-нибудь узнаем истину. Мы для этого разума – как фагоциты, которые в теле человека пожирают болезнетворных бактерий. Или даже мельче, чем фагоциты. Организм человека осознанно не посылает своих фагоцитов бороться с болезнью, он просто ХОЧЕТ, чтобы болезнь отступила. И фагоциты начинают биться за его здоровье. Вот так. – Как бы этот фагоцит не сожрал нас самих – невесело усмехнулся Шелепин, и снова посмотрел в глаза Семичастному – Может и правда его устранить, когда все это закончится? Герои полезнее мертвыми. К ним ходят пионеры, кладут цветы…их именами называют пионерские отряды и улицы в городах. Но они не бунтуют, не выпивают и не могут отрезать тебе башку. Скажешь, цинично? – Не скажу – скривился Семичастный – Сам такой. Политику чистыми руками не сделаешь. Забыл, кто разобрался с Брежневым и Андроповым? – Ничего не забыл – медленно ответил Шелепин и подумал про себя, что если бы Семичастный не был его другом, и он не знал его много лет, и не верил, как самому себе…его давно уже стоило бы устранить. Сегодня он убивает Брежнева, а завтра? Завтра – кого?! Решит, что Шелепин пошел НЕ ТУДА, не той дорогой, и… Шелепин хорошо помнил, как хрипел, заливаясь кровью "Дорогой Леонид Ильич", как он пытался что-то сказать, глядя на убийц остановившимися, удивленными, широко раскрытыми глазами. Вот так и он, Шелепин, может лежать и хрипеть, пуская кровавые пузыри. "Разрыв сердца"! И спишут, как списали Брежнева. – Я тебя никогда не предам, ты же знаешь – вдруг медленно, тяжело бросил слова Семичастный – Что бы ни было, мы с тобой всегда вместе. Потому можешь меня не опасаться. Кроме политики – есть еще и многолетняя дружба. Надеюсь, ты помнишь, что это такое. А что касается Карпова…я когда-то предлагал тебе его устранить. И вот мы его устранили – что бы тогда случилось? Мы были бы уже мертвы. Нельзя его трогать. Ни в коем случае. Как бы не страшно было рядом с ним находиться. Ты знаешь, я в мире мало чего боюсь, но он вызывает у меня какой-то подсознательный страх. Когда закончится – пусть идет куда хочет. Пусть Никсон его боится. И кстати – наш человек рядом с их президентом, да еще и в советниках – это ли не розовая мечта? – Так он не будет ничего освещать, рупь за сто – хмыкнул Шелепин, и откинулся на спинку кресла, разглядывая соратника – Он ведь неконтролируем. – Я уверен, что он делает то, что необходимо делать. Не надо нам его освещения. Нам достаточно, если он будет толкать Никсона в нужную сторону. И не только Никсона. Весь мир – в нужную сторону. Уже только за одно то, что он сделал своими книгами для СССР – Карпов достоин высшей награды! Да просто неоценимо! Русские в сознании западных людей мало-помалу превращаются из страшных врагов во вполне приемлемых соседей. И даже друзей. Спаситель американского президента – русский! – И русские чуть его не убили – иронически скривил губы Шелепин. – А вот и нет! Мы поговорим с Никсоном, объясним ему, что лучше все будет выставить так: федеральные агенты, не до конца вычищенные им из рядов эф-бэ-эр объединились с заговорщиками внутри нашей страны и устроили покушение на своего президента. И мы едва спаслись – только лишь благодаря решительным действиям писателя-фантаста, советника генерального секретаря и президента США, и его самоотверженной подруги, заплатившей своей жизнью за наше спасение. Раздуем такой пожар – всем тошно станет! У нас – репрессии по-полной! Никсон тоже своих покромсает, устроит расследование – а мы ему подкинем, кто именно виноват. Начальник его охраны ведь жив! Ну и слава нашему Карпову – еще ему орден Ленина и Звезду! Нам что, жалко, что ли? Если выживет, конечно – после всех этих событий. Ну и подруге, само собой – орден Ленина и звезду Героя – посмертно. Сына на гособеспечение до 18 лет…нет – пожизненную пенсию за подвиг матери! Устроить в лучший университет – МГИМО, например. Ну…или пусть Карпов сам решает, как и что с ним делать. Его подруга-то…считай, приемный сын. – Если выживет…решает – эхом откликнулся Шелепин и нахмурился, сведя брови – Вот что…давай-ка готовить доклад. Время идет, скоро мне выступать. Узнай, что там техники – готовы? – Я уже отдал приказ – как только все будет готово, нас известят. Лишний раз дергать не будем. – Хорошо. Я пошел к Никсонам, переговорю. – Вместе пойдем, мне тоже есть что ему сказать. Шелепин кивнул, мужчины поднялись и неспешно вышли из комнаты. Спешить особо было некуда, да и смешно будет выглядеть, если два такого уровня руководителя страны начнут бегать, как мальчишки. Кто-то давно сказал, что генералы не имеют права бегать и суетиться – в военное время это вызывает панику, в мирное – смех. * * * Никсоны сидели в одной из гостевых комнат. Их никто не ограничивал в хождении по дому, но они предпочли дожидаться здесь – во избежание непонимания со стороны охраны, коей дом был буквально нашпигован. Двое охранников стояли в разных концах коридора – в полном вооружении, обвешанные железками, как напоказ (может так и было – чтобы зарубежные гости успокоились). Время от времени по коридору что-то проносили – что-то тяжелое, судя по тому, как краснели лица бойцов и как тек пот по их щекам. Что-то происходило, но информации пока не было никакой. Но и надоедать советским руководителям президент не хотел. Он точно знал – они костьми полягут, но в обиду его, Никсона, не дадут. По крайней мере потому, что его гибель будет означать если не войну, то уж точно катастрофическое ухудшение отношений двух стран. А может все-таки и войну… А есть еще и Майкл Карпов – он точно не даст в обиду президента США. Ричард чувствует это! И не потому, что Майкл так уж его любит – хотя относится дружески, это точно – просто Майкл решил для себя, что Никсон лучший президент США…для СССР. Карпов заботится о своей стране. Ему надо, чтобы у власти в США был вменяемый, разумный президент, способный сделать шаги навстречу сближению двух самых могущественных стран в мире. И самое интересное, что мысли Ричарда совпадают с мыслями Карпова. Он тоже хочет сближения – это укрепит его позиции. Президент-миротворец, президент, остановивший войну во Вьетнаме и начавший ядерное разоружение – это ли не могучий задел на следующие выборы! Только бы еще выбраться из СССР живым… * * * Граждане СССР! Товарищи! Братья и сестры! К вам обращаюсь я, Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза! Настали трудные дни для нашей великой Родины. Не внешний враг напал на нас, но враг гораздо более страшный, враг, который рядился в личину друга! Враг, который скрывался до поры, до времени, строя свои зловещие планы. Наша партия избрала курс на повышение благосостояния народа. Курс, который должен вывести нас из застоя, и привести к счастливому будущему, в котором каждый человек получит по своему труду. В котором нет места войне, нет места гонке вооружений, а каждый человек сможет жить достойно, без дефицита и уравниловки. Война давно закончилась, но как жил народ нашей страны? Так, будто война продолжается. Лучшие люди партии подумали, и решили – хватит! Больше денег в народное хозяйство! Больше денег людям! Сократить расходы на вооружение! Миру мир! И что мы получили?! Группка предателей-троцкистов, готовых бросить наш народ в горнило самой страшной войны, которая может случиться в наше время – пытается совершить государственный переворот! Они попытались даже убить нашего гостя – президента США Никсона, который избежал смерти только благодаря нашим товарищам, накрывшим и нас и его своими телами. Во время покушения на меня и на президента Никсона погибли десятки людей – охрана моя и охрана президента, и просто случайные люди, которые находились рядом с нами. И все ради чего? Ради того, чтобы вернуть страну на прежний курс! Чтобы не было сближения с Соединенными Штатами Америки! Чтобы мы продолжили гонку вооружений, высасывающую у нас все возможные ресурсы, а при самом оптимистичном с их точки зрения результате – начать войну с Америкой и ее союзниками! Вы только представьте – что замыслили эти негодяи! Ради того, чтобы захватить власть, они готовы бросить народ Советского Союза в пекло атомной войны! Шелепин замер, переводя дух, и после небольшой паузы продолжил, подкачивая в голос печаль и досаду. – Я виноват. Просмотрел рядом с собой этих предателей! Их надо было даже не отстранять от власти – их надо было судить! Военно-полевым судом судить – за преступления против своего народа! И расстрелять! Люди, которые задумали такое злодеяние против своего народа заслуживают только смерти. Как только мы закончим расследование, установим всех причастных к заговору – справедливый советский суд объявит свой народный приговор. Снова помолчал, выдерживая драматическую паузу, и не заглядывая в бумажку, снова заговорил: – Призываю всех граждан СССР поддержать всенародно избранную власть! Власть, которая учитывает чаяния своего народа и не хочет, чтобы люди умирали на фронте, ввязавшись с войну со всем миром. Военные – не выполняйте приказы своих командиров, если они направлены на разрушение нашего государства! На разрушение власти! На отстранение законных руководителей страны! Вы знаете имена эти преступников, я не буду их повторять. Это так называемый комитет по чрезвычайному положению, предатели, забывшие присягу и честь! Я увольняю их! Теперь их приказы, их распоряжения не имеют никакой юридической силы! А каждый, кто выполнит их приказ будет считаться государственным преступником! Снова пауза, и дальше: – Но у них ничего не получится. Ничего! Я нахожусь в безопасном месте с возможностью управлять партией и страной так, как положено. Партия не допустит хаоса. Все члены КПСС обязаны подняться на защиту своей страны и прекратить разгул бунтовщиков! Москвичи – выходите на улицы, покажите заговорщикам ваше отношение к их поступку! Расскажите им, что вы хотите перемен, хотите жить сытно и в мире! Расскажите, что их планы ввергнуть нас в мировую войну уже сорваны! Президент Никсон здесь, и он сейчас выступит перед вами, и перед всем мировым сообществом! Держитесь, товарищи! Троцкистская банда потерпит катастрофическое поражение! Победа будет за нами! Я в углу комнаты за камерами едва не хихикнул – вот же гад! Сталина копирует! А что, вполне прокатит! "Братья и сестры"! Сразу намек на Отечественную войну и все такое. Задумавшись, едва не прослушал, как Шелепин позвал меня: – Товарищ Карпов! Попрошу вас перевести нашему народу обращение президента Ричарда Никсона! Извините, товарищи – мой переводчик сегодня погиб в результате теракта, организованного троцкистскими преступниками, так что мне придется воспользоваться услугами писателя Михаила Карпова, который в совершенстве владеет английским языком. Итак, прошу вас, господин президент! Наш народ и народ всего мира вас слушают! Никсон на пару секунд задумался, опустив взгляд на столешницу (все сидели за одним столом, чтобы показать Никсона надо было всего лишь довернуть оьбъектив. Сделав драматическую паузу (Вот умеет же, собака! Политик, точно!), Никсон начал говорить – не очень быстро, ориентируясь скорее всего на меня – чтобы я успел запомнить сказанное и перевести. Смешной. Я и хотел бы забыть, да не могу – память у меня теперь такая…странная. То ли после перехода в иной мир и по "вине" Провидения, то ли это Зина мне так поправила мозги, только я обладаю абсолютной памятью. То есть – помню все, что когда-то прочитал, услышал, увидел. Да, бывают иногда осечки – могу забыть чье-то малозначительное лицо, да и то – по прошествии времени нужное воспоминание в конце концов все равно всплывает.