Когда ты – армия из одного человека, снабжение и транспорт тоже носят твои ботинки. В целом имелось большое положительное сальдо, позволяющее какое-то время наслаждаться жизнью на полную катушку, что, в случае не склонного к гусарству Сереброва, увеличивало срок минимум в полтора раза. Подвел черту, прикинул возможные поступления от результатов вылета на прикрытие «Винкельрида». Подумав, добавил со знаком вопроса «5000». Еще подумал, и обвел кружком. Заодно в графе «расходы» поставил два маленьких вопросительных знака. В любом случае, в пересчете советского золотого стандарта на мексиканские серебряные доллары (с надчеканкой – вторая валюта Королевства Гавайи и первая на пространстве бывших САСШ) или йены – прекрасная сумма, звонкая, округлая и увесистая. Пометил себе (перелистнув несколько страниц в справочнике и сверившись с графиком) упаковку и погрузку мотоцикла. Затем достал брошюрку с расписанием рейсов трансконтинентальных дирижаблей. Карандаш пометался между полутранспортной «Гонгэн-мару-IV» до Нагасаки, а дальше тихоокеанскими линиями, либо еще через два дня на пятизвездочной «Принцессе Каиулани» прямо на Оаху в почтовом отсеке. А самому через неделю подрядится на какую-нибудь синекуру типа прикрытия рейса Москва-Новосибирск-Владивосток-Гонолулу, допустим, на советском скоростном пассажирском «Метеоре» или просто «пристегнуться» к транспортному конвою с танкерами и прокатиться до дома в счет прикрытия, повесив самолет на крюк в ангаре грузопассажирского дирижабля… Серебров не исключал, что намерения и действия Профсоюза были в целом благими: он превратил мировую политику из драки с поножовщиной в относительно джентльменский бокс с перчатками и резиновыми капами в зубах. Из рук человечества были последовательно вынуты все безусловно смертельные инструменты взаимного убийства и разрушения. Удушливые газы в Европе совершенно запретили (правда, все регулярно пользовались «несмертельной» слезогонкой). На разработку любых «лучей смерти» наложили полный запрет и вывели вне закона, первооткрыватель, беглый инженер Гарин, был арестован во Франции и с большим скандалом передан Советам. Теперь он трудился в Казанском Университете под особым присмотром. И нельзя сказать, что мир стал хуже, чем был до 1914 года или эпидемии 1926. Вторая «испанка», которую газеты окрестили «чумой ХХ века» и «бледной смертью», что ни говори, поменяла мир сильнее мировой войны, особенно если учесть, что выкосила народу всемеро больше первой. Он снова глянул сквозь приоткрытую створку ангара – в синеющей тьме мигали красными глазками аэродромные огни, отрывисто вспыхивали проблесковые фонари на крыльях самолетов, и иногда издали было видно розоватое пламя выхлопов и озаренные изнутри зеленоватым неотмирным светом приборов, кабины вылетающих в ночь транспортников, почтарей и высотников. С японской стороны несся бодрый самурайский храп, который даже в тональности был, судя по всему, организован в соответствии с рангом и исполняемыми обязанностями: поручик Курода, подпоручик – его заместитель, поручик - штурман звена с «тэнрю», второй подпоручик, и почтительных хор сержантских (стрелки и бомбардиры) мотивов. Из-под крыла «шаврушки» слышалось спокойное сопение и иногда короткое мычание. Серебров спрятал блокнот и взял несессер, направляясь в сторону санитарных кабинок. Да, еще один вылет – и на Гавайи. Хватит, надо делать перерыв…. Сон был странный. Ему снилось, что они с Судзуме-сан на пикнике, где-то в окрестностях Халеивы. С океана дует легкий пряный ветерок, от листьев магнолии на бело-голубой клетчатой ткани и фруктах в корзинке - движущийся пестрый узор из теней и солнечных зайчиков. Судзуме, сняв с маленькой ноги сандалию, с самым сосредоточенным видом пытается вытряхнуть попавший между ремешками крупный черный песок – подарок богини Пеле. И вдруг ветер приносит шорох, а потом и гул. Серебров приподнимает голову, опускает на глаза свои «рэйбан» и встает – этот гул могут производить только несколько десятков авиационных моторов. Столько самолетов маленький аэродром Халеивы просто не сможет принять, да и звук чужой… Судзуме-сан вопросительно смотрит на него снизу вверх. Ни на Диллингхэм, ни на авиабазу Королевских ВВС Уилер такая орава не сядет. Он делает успокаивающий жест. Может быть, это визит вежливости или учения, и они идут на аэродром Хикэм или аэропорт Гонолулу? Горизонт вроде чист… Нет. Вот с северо-запада, со стороны мыса Каэна, из-за зеленого склона Мокулеиа выплывает несколько десятков черных, поблескивающих лаком на крыльях и винтах, черточек, идущих на малой высоте. Они приближаются. Серебров видит странные одномоторные самолеты с японскими «хиномару» на крыльях. И тут его зрение будто отделяется от тела и приобретает силу орлиного: он видит, что в кабинах самолетов с красными кругами сидят мертвецы – сожженные или, наоборот, безобразно распухшие от воды, переломанные, с размозженными конечностями, траченные акулами. Гудя моторами и поднимая какой-то непонятный, неестественный ветер, они несутся над его головой на юго-запад, к Жемчужной бухте… Просыпаясь, он машинально сунул руку под сложенную куртку, которую использовал вместо подушки. Пальцы сами проделись в спусковую скобу и взвели курок. Только после этого Серебров открыл глаза. Утро, ангар. Спустил, придержав пальцем, курок и, выпростав руку из куртки, нажал кнопку, уняв вибрирующие часы, огляделся. Приснится же такая муть! Японские самолеты над Гавайями, где почти треть населения – японцы-нисэи… Двери ангара уже были открыты, японцы, комично выглядящие в ботинках, носках, одинаковых белых фундоси – но обязательно в кепи с полагающимися званию звездочками, и полосками, встав ровным кругом, делали зарядку под резкие команды штурмана (видимо, старшего по ФИЗО). Потянулся, спрыгнул с ящиков на пол, еще раз потянулся, размялся. Раскладушка под крылом амфибии тоже пустовала. В пятой кабинке гремела по нержавеющей чаше вода. Когда Серебров, с перекинутым через плечо полотенцем и несессером в руках выходил из своей, он ощутил весьма чувствительный толчок в спину. - Ох, дерьмо… Экскюзе муа, месье… Дерьмо сратое… Серебров обернулся. Не прекращая интенсивно вытирать волосы, на него смотрела рослая девушка в серой хлопковой юкате, которая использовалась, судя по всему, в качестве повседневного халата. На загорелом плече с играющими под кожей мускулами выделялась белая нетронутая солнцем полоска. Костюм дополняли расшнурованные летные ботинки на босу ногу. Не прекращая тереть голову, она протянула правую руку и с чудовищным техасским акцентом произнесла по-французски: - Бон матэн, мсье! Жэ суи КрриН Мосс, де Texas Серебров деликатно пожал протянутую влажную руку - Доброе утро, мисс, я Сильвер, капитан Сильвер. Простите, я не смог правильно расслышать ваше имя… Из-под полотенца на него недоверчиво посмотрел один голубой глаз - Вау! Мистер, вы говорите по-человечески, а то тут все как в Луизиане, как лягушатники чертовы, только по-французски или по-немецки… Я Кэрен Мосс, Техас, корреспондент «Хьюстон Дейли Ньюс», - последовало второе, более крепкое рукопожатие, - Минуту… Девушка продолжила яростно вытирать волосы. Удовлетворившись качеством, она махнула головой вперед и назад, отбрасывая их за спину. Серебров смог рассмотреть ее получше. Чуть вздернутый нос, на загорелой коже веснушки – вечные спутники рыжеволосых, сочный, может даже чересчур, крупный рот. Большие голубые глаза смотрят не по-девичьи, жестковато. Волосы цвета падука, из чего можно сделать вывод, что, окончательно высохнув, они приобретут цвет свежей ржавчины. И еще две черточки – волосы на висках примяты, на скулах почти незаметные для непрофессионального глаза следы, по бокам от носа тоже следы: это отметины от длительного ношения авиационных очков. - Окей, мистер. Вы тут давно? Слушайте, а вы можете денек-другой побыть моим Дэниэлом Буном, пока я не освоюсь здесь, у красных русских? - Отчего бы нет… - Окей, а как тут вообще? Я была здесь только в Петербурге и вот гнала весь вечер сюда в Москоу. Какие они, красные русские? Надеюсь, не такие же чопорные головорезы, как белые с Аляски? - Люди как люди, мисс, они очень даже напоминают американцев - Идемте к моей «Стрекозе», по дороге поболтаем. Ну, я чувствую в вас «инди», ваш чикагский прононс ни с каким другим не спутаешь… «Инди» всегда умели найти подход к новым нациям. А вот этот красавец ваш? - Смею уверить, мисс, я не «инди», хотя мое произношение могло сбить вас с толку. А красавец действительно мой - Только не говорите, что вы из «Хьюзленда» или Имперского штата… - Нет, я не из Голливуда и не из Имперского штата, мисс. Я, с вашего позволения, просто русский - Откуда русский? - Честно говоря, мисс, если вас устроит такая формулировка – отовсюду понемногу русский - Вау! Отовсюду понемногу рашн… Хм, а вы не из этих белых рашнз, которые у нас воевали, когда мы надрали задницу мексикашкам? - Нет, я не из этих, мисс. Я просто русский сам по себе, если вы сочтете подобную формулировку подходящей Она остановилась, воинственно уперев руки в бока и посмотрела ему в глаза, что с разницей в два дюйма выглядело почти грозно. - Слушайте, мистер «отовсюду понемногу русский», я не какая-нибудь тупая фифа в кринолине из Дикси. Я современная девушка из Техаса. Говорите со мной по-человечески! - Включая все четырехбуквенные слова? – Серебров был сама вежливость - И их в том, числе, только не так часто, чтобы не выглядеть полным придурком. Вас не смущают эти прыгающие голышом косые? - Вы имеете в виду поручика Куроду и экипажи его соединения? Они, кстати, отлично говорят по-английски и по-французски. - Хм, об этом я не подумала... Ну, они мне все равно не нравятся. Столкнулась с ними, когда шла помыться – они так же строем встали и молча пялились на меня своими щелочками, пока я шла в свой сан-отсек Серебров против воли ухмыльнулся, представив себе эту сцену. - Не вижу ничего смешного. Мне не нравится, когда меня рассматривают как кусок мяса - Я не могу сказать, что могу в точности воспроизвести их мысли, но мне кажется, они были восхищены вами - Вот макаки… Я бы посмотрела, какие глаза у них будут, если бы они смотрели на меня через свое лобовое стекло, когда я смотрю на них через прицел моего «льюиса». Я, между прочим, трех мексов приземлила в последнюю войну Она открыла левый грузовой отсек на «шаврушке», и, нисколько не смущаясь того, что задравшийся край юкаты продемонстрировал кружева, с головой залезла в него. - Опа, вот оно… На бетонный пол ангара плюхнулась армейская сумка-даффл, из которой была извлечены чехлы для одежды и туфли. - Не ждите бесплатного бурлеска, мистер Сильвер – произнесла их владелица, - Лучше оденьтесь как нормальный пилот, чтобы проводить даму в столовую, где отоваривают эти розовые бумажки. Встретимся здесь же через 15 минут. Серебров внутренне поморщился, а внешне кивнул и пошел переодеваться из «домашних» брюк и «домашней» же армейской майки в форму. Через четверть часа его ждал образец военизированной техасской моды: волосы собраны в узел, пилотка со скрещенными саблями слегка набекрень, белая в синеву блузка с галстуком-ленточкой, в хлястик на левом плече продет серебряный кольчужный погон чиф-уоррэнт-офицера Вспомогательных ВВС Техаса с одной шпалкой. Юбка без единой складки, чулки гладки как крыло истребителя, а туфли на спокойном каблуке лишены всяких украшений. Поверх блузки – напоказ ремни плечевой кобуры с никелированным «вальтером». На руке вместо дамских часиков – пилотский хронограф на широком ремне. Форма и оружие уравнивают разницу полов и говорят всем: «Не связывайся, за мной стоят серьезные ребята!». Хотя, с любовью почти всех развалившихся американцев к цацкам и форме собственного, ни на кого больше не похожего образца, вкупе с раздачей званий по принципу «умеешь летать – готов лейтенант, есть самолет – уже капитан», все эти портновские упражнения выглядят смешно. Особенно когда в форму с погонами начинают одевать даже дворников и доставщиков льда. - Ведите наконец-то даму пожрать, офицер и джентльмен... Пока они шли до столовой, Мосс успела задать ему множество вопросов об «этих русских» и даже ответила на несколько вопросов о себе. Серебров уже пожалел, что очутился невольным экскурсоводом корреспондентки «Хьюстон Дейли». Уж очень настырна и непохоже, что за треском что-то забывает. - И все-таки, мисс, почему вы прилетели в Москву? Она оторвалась от кружки с кофе.