Офицеры поднялись. Я заметил, что стоило мне переступить порог, как подполковник, сидевший за столом, чисто автоматически перевернул лежащие перед ним бумаги, а капитан сразу напрягся, хотя ситуация была явно безобидной. Даже узнав, что я – это тот человек, который бежал с полковником от большевиков, оба офицера не сильно расслабились, при этом было видно, что сейчас они ко мне присматривались, цепко, внимательно и даже несколько настороженно. «Непростая компания», – подумал я, проходя в кабинет. Вставшие со своих мест офицеры подошли и стали представляться. Спустя несколько минут я познакомился с подполковником Стешиным Николаем Степановичем и капитаном Бургомистровым Андреем Феоктистовичем. Недаром говорят, что глаза – зеркало души, вот и сейчас по ним было видно, что их радость не напускная, но при этом были насторожены и внимательны. Они не доверяли мне полностью, и я их понимал, так как в своей прошлой жизни, так и в новой, тоже никому не доверял полностью. Подполковник был еще крепким, несмотря на возраст, офицером. Круглое лицо с окладистой бородой, чуть навыкате глаза, нос с горбинкой. Капитан, лет сорока, имел серые глаза и обладал роскошными усами а-ля Николай II. После знакомства я сказал: – Извините, господа, что помешал вашей беседе, но если возможно, то я ненадолго заберу Михаила Генриховича. – Нисколько не помешали, поручик, – ответил мне подполковник. – Говорите, сколько душе угодно, но потом обязательно возвращайтесь к нам. Михаил Генрихович нам столько успел про вас рассказать, что мы просто настаиваем на нашей общей беседе. Надеюсь, вы не будете против? – Не буду, Николай Степанович. Выйдя из кабинета, полковник повел меня на другую сторону дома. Остановившись у одной из дверей, достал ключ, щелкнул замком, и мы вошли в почти пустую, плохо обставленную комнату, которая была наполовину меньше того кабинета. Стол, пара стульев, на столе лампа. «Бывшая комната для прислуги, а сейчас, похоже, допросная. Впрочем, сейчас узнаем точно». – Извините, за скудость обстановки, поручик. – А когда в допросной комнате диваны стояли? – вопрос был чисто риторическим. Полковник ничего не ответил, просто усмехнулся и сказал: – Прошу садиться. После того как я устроился на стуле, он тоже сел. – Думал, что вы появитесь позже. Намного позже. Или… вообще не появитесь. – Появились срочные обстоятельства, господин полковник, требующие вашей помощи. И сразу вопрос: следующий раз, когда мы с вами увидимся, вы, наверно, будете в генеральском звании? – Нет. Это мое нынешнее звание. В свое время я действительно был штаб-ротмистром… Впрочем, все это неважно. Так вы зачем-то пришли ко мне? – Сегодня утром у меня состоялся разговор с отцом Тани. Несмотря на излишнюю эмоциональность со стороны хозяина дома, мы все же пришли к общему согласию. Подробностей еще не знаю, но начальный пункт – Царицын. Дальше пока непонятно. – Кто отец вашей девушки? – неожиданно заинтересовался полковник. – Ватрушев Владимир Тимофеевич. – Так это по поводу вас собирались послать наряд в его особняк? «Я угадал. Значит, добровольцы». – Возможно, – при этом я усмехнулся. – Вот только вы откуда об этом знаете? – Краем уха услышал. Дескать, приехал аферист и собирается шантажировать всем известного человека, который к тому же оказывает всяческую помощь добровольцам. Так что вам от меня нужно? – Если придется ехать в Москву, то, как мне кажется, вы могли бы мне помочь. У вас должны остаться в Москве связи, и мне хотелось бы, при необходимости, ими воспользоваться. Ватрушев готов финансировать нашу экспедицию весьма основательно, поэтому все услуги будут щедро оплачены. – Связи? Вы меня удивляете, поручик. В Москве сейчас власть красного быдла, и те мои знакомые, кто остался, говорят даже шепотом при закрытых на ключ дверях. – Могу предположить, глядя на ваши погоны с двумя просветами, что у вас немалый чин… полученный в корпусе жандармов. Отсюда и связи в определенных кругах у вас должны быть соответствующие и основательные. – Очень интересно. А почему вы, поручик, решили, что я имею отношение к жандармерии? – Вы, Михаил Генрихович, за время нашего знакомства почему-то очень старались меня убедить, что вы просто армейский офицер и не имеете никого отношения к… разведке или контрразведке. Вы много говорили о лошадях, тем самым подчеркивая, что вы заядлый кавалерист, хотя при этом мало хвастались пьяными кутежами и победами над женским полом, то есть ваши рассказы выглядели однобоко, но при этом на тупого службиста явно не тянули. У меня только закрались подозрения в отношении вас, а вот окончательно они сформировались во время веселой пьянки в компании офицеров гетмана. Там было три офицера, два кавалериста и один офицер – контрразведчик. Так по типу поведения вы были близки к контрразведчику, хотя при этом старались выглядеть рубакой-кавалеристом. Еще один момент. Вы постоянно прерывали своего приятеля, стоило тому только углубиться в воспоминания. Похоже, он мог кое-что сказать лишнее о вас, что вы не хотели бы обнародовать. Позже, на станции, вы сказали весьма неплохую речь перед офицерами, ловко играя на человеческих чувствах. Причем явно импровизировали. О чем это говорит? О гибком и живом уме. И последнее. Стоило мне зайти в кабинет, как подполковник чисто автоматически перевернул лежащие перед ним документы. Так поступают люди, постоянно работающие с секретными бумагами. А кто у нас работает с ними? – М-да-а, – протянул полковник, глядя на меня удивленно. – Удивили вы меня, удивили, Вадим Андреевич. Ни словом, ни взглядом не выдали свое подозрение. Да, я был в свое время армейским офицером. Ушел из армии в чине ротмистра пятого гусарского Александрийского полка, после чего перешел в корпус жандармов. Во время войны с Германией возглавлял контрразведывательное отделение. Вот вы во мне разобрались, а я в вас – нет. – Сам в себе не могу разобраться, Михаил Генрихович, поэтому, что тогда про вас говорить? – Может быть, я вам и поверил, Вадим Андреевич, так как ваше чудесное преображение произошло на моих глазах, вот только мне как-то пришлось работать с человеком, который частично потерял память после ранения в голову. Он был очень ценным агентом, с ним работали лучшие врачи, чтобы вытащить из него необходимые нам сведения. Все помнил про свою жизнь, кроме последних нескольких лет. Так вот он после ряда попыток вспомнить замкнулся в себе, стал проявлять неуверенность и раздражительность. А вы… вы словно переродились в нового человека. Может, вы действительно посланник оттуда? – он покрутил головой. – Слушайте, говорю это и сам не верю тому, что говорю. Вадим Андреевич, может быть, все же скажете правду? – Или мы вас будем пытать, – нарочито грубым голосом, словно подражая злому следователю, сыронизировал я. – Побойтесь Бога, поручик. Вы не так все поняли. Меня мучает чисто человеческое любопытство. – Не смешно. У контрразведчика проснулось чувство любопытства. По-моему, вы должны были задушить его еще в начале своей карьеры, но даже если вы правы в своих предположениях и я чей-то посланник, то у меня должна быть цель, вот только мне она неизвестна. Это нелогично, не так ли? – Да, нелогично, – полковник задумался. – При этом я чувствую, что вы сейчас искренне говорите. Можно предположить, что ваша миссия должна открыться не сразу, а постепенно. Вы так не думаете? Я не стал отвечать, а просто залез в карман и вытащил небольшой листок бумажки: – Возьмите. Развернув бумагу, он пробежал несколько раз глазами текст, нахмурился, после чего посмотрел на меня. – Кто они? Кто такой этот Буденный или Махно? – Буденный будет или уже командует у красных конной армией, а батька Махно – бандит, анархист на Украине, который будет воевать против нас. – Погодите! Так вы что, предвидите?! – Просто примите мои слова на веру. Полковник некоторое время молчал, пытаясь осознать, что он услышал. Вот только ему, в отличие от меня, поверить в чудо было намного проще, чем мне. Бог для него не был абстракцией, как для меня, а истинным чудотворцем. Наконец, он несколько раз качнул головой, видно согласившись со своими внутренними доводами, потом ткнул пальцем в бумажку и сказал: – О нем я уже слышал. Красные в Царицыне создали военный совет, в который входит Сталин. Это он? – Да. Если есть такая возможность – уберите его. После долгого внимательного взгляда полковник тихо сказал: – Значит, вы все-таки посланник. – Думайте, что хотите. Так вы можете нам чем-то помочь в поисках? – Наверно, смогу. Есть там люди… Вы когда собираетесь ехать? – Не знаю. К семи часам вечера снова приглашен к Ватрушеву. Там, думаю, все и решится. – Тогда не будем торопиться. Сначала определитесь, а потом мы с вами снова поговорим. – Меня это вполне устраивает, Михаил Генрихович. Если на этом мы закончили, то я все же кое-что скажу вам напоследок. Чем раньше вы начнете свою разведывательную и диверсионную деятельность в тылу противника, тем быстрее подорвете власть большевиков. Первым делом надо создать ряд разведывательных центров в крупных городах, при этом учить господ офицеров строгой конспирации! Теперь следующее. Еще в поезде я слышал, что в Питере и Москве начались проблемы с продовольствием. Так перережьте им поставки. Народ терпеть недолго будет, взбунтуется и скинет новоявленную власть. И еще. Перестаньте воевать честно. Тем, чем вы собираетесь заняться, чести нет ни на грош, зато подлости хоть лопатой черпай. Надо заключить союз с временным союзником – заключайте, а когда наступит удобный момент – разрывайте договор и уничтожайте его. Кстати, большевики так и делают. На тайной войне вы ни чести, ни славы не получите, зато у вас появится реальный шанс ее выиграть. Внедряйте своих людей в большевистские органы власти. Именно сейчас, когда они только начинают строить свою власть, создавать комиссариаты и комитеты, самое подходящее время для засылки агентов. У большевиков есть большой плюс. Агитация. Они умеют говорить с народом, а вы с ним только говорите языком приказов, а если что не так – вбиваете его смысл нагайкой поперек спины. Говорить надо с людьми понятным им языком, внушать им, что если они с вами, то они на правой стороне. Запустите агитационный поезд с артистами. Людям сейчас невесело живется, вот они и потянутся. Крестьяне по большей части истово верующие люди, так можно через духовенство проводить свои идеи. Вы все на меня странно посматривали, когда я расспрашивал деда Митрича. Он мне много чего рассказал, и хотя всему верить нельзя, но кое-какие выводы нетрудно было сделать. Крестьяне сейчас на распутье, не знают, как быть с землей. С одной стороны, большевики говорят им, что это ваша земля – забирайте, с другой стороны – они боятся, так как привыкли к уважению и почитанию власти. Когда начнется голод, из городов в деревню двинутся сотни вооруженных продотрядов, чтобы забрать у крестьян хлеб, вот тут бы вам подсуетиться и взять на себя руководство повстанческим движением. Помните, полковник, деяния партизанского отряда славного гусара Дениса Давыдова? Пришло время повторить его подвиги. Дальше. Сейчас, насколько мне известно, единственной реальной здесь силой являются немцы. Так воспользуйтесь ими. Объединитесь с ними, на какое-то время. Им, я так понимаю, даже в штурме Царицына участвовать не придется. Немцы покрасуются, постреляют, оттянут на себя силы красных, а вы ударите. Пока это все. Полковник некоторое время смотрел на меня, как ребенок на фокусника, который достал из цилиндра кролика. – Невероятно, – наконец сказал он. – Я много обо всем этом думал, но все равно не охватывал все так сразу. Вы же прямо готовый план действий сейчас изложили. Теперь мне будет что сказать нашим генералам. Насчет Царицына вы тоже правы. Там продовольствие и оружие, но у нас пока мало сил, а командование даже думать не хочет заключить даже временный союз с германцами. – А казаки? – В большинстве своем они говорят, что нам и так хорошо, но атаман Краснов сумел собрать под свои знамена людей и сформировать из них полноценную дивизию. Причем сумел это сделать благодаря немцам, с которыми он наладил торговые отношения, а те поставили ему оружие и амуницию. У него, как мне уже сказали, есть также план по захвату Царицына. – Так объединяйтесь с казаками и берите город. – Руководство Добровольческой армии не желает никаких отношений с германцами, как с бывшими врагами, а значит, и с атаманом Красновым. – Как дети малые, честное слово. Полковник, вы проиграете эту войну большевикам, если не будете бить по врагу единым, целым, монолитным кулаком. Если у вас есть влияние на командование Добровольческой армии, то используйте его максимально. Вам, чтобы выжить на данном этапе, просто необходим союз с казаками и немцами. – Да понимаю я это, понимаю. Вот только как быть с нашими генералами? – Найдите такие слова или факты из их жизни, которые заставят их прислушаться к вашим доводам. Знаете такое выражение: цель оправдывает средства? – Знаю, – уже не сказал, а недовольно буркнул полковник. – Вот и действуйте, беря его за основу. Теперь вы мне скажите: у вас есть свои люди в Царицыне? – Хм. Лично я их не знаю, но они есть. Вы что-то хотите предложить? – Если с немцами не договоритесь, попробуйте перед штурмом города взорвать штаб со всей верхушкой большевиков. Судя по тому, что я слышал, там нет строевых частей, а так сборная солянка из отдельных отрядов, значит, быстро начнется паника. Дальше продолжать? – Не надо. Я это еще могу понять, но наше офицерство… Нет! Они просто посчитают это подлостью. Скажут, что быдлу так свойственно поступать, но не дворянину. С другой стороны, уже есть немало людей, которые думают так же, как и я. Вадим Андреевич, а вы не могли бы отказаться от поездки за девушкой хотя бы на несколько дней и поехать со мной. Мне хотелось бы представить вас командованию. Кое с кем из наших генералов я близко знаком, так что мы могли бы рассчитывать на то, что нас внимательно выслушают, – видно он что-то прочитал на моем лице, как поспешил добавить: – Не волнуйтесь, ваша тайна не будет раскрыта. – Дело не в этом. Не обессудьте, полковник, но сначала я должен разгадать загадку по имени Таня. Честно говоря, даже для меня это звучит странно. – Не вижу ничего странного. Вас ведет предназначение свыше. И не надо кривить губы в улыбке, поручик. Или вы, после того, что с вами произошло, хотите сказать, что не верите в Бога?