Игнатьев смерил собеседника мрачным взглядом. – Прошу заметить, что это как бы не совсем дружественные действия по отношению к союзникам. – Ну, французов и британцев это соображение не остановило от действий против России. А если серьезно? Полковник почесал пальцем левую бровь и хмуро сообщил: – Есть и во Франции, и в Англии. Иначе зачем мы здесь? – Имеются ли выходы на местных революционеров? Граф удивился. – А это еще зачем? – Затем, что на войне все средства хороши. И если мы пока с Францией не воюем, то это не значит, что такой теоретической возможности не существует в принципе. Вот только не говорите мне, что у вас нет на сей счет вариантов на черный день. Игнатьев встал и подошел к окну. Повисла тягостная тишина. Наконец, полковник нехотя произнес: – Разумеется, есть такие выходы, есть контакты не только во Франции и Британии, но и в Швейцарии. Мы приглядывали за их деятельностью в отношении России. Но, скажу откровенно, это очень опасная публика. Особенно наши соотечественники по ту сторону Альп. Если полыхнет, то трудно будет их удержать в рамках. И заигрывания с ними могут весьма конкретно выйти боком всем. Ладно, что уж тут говорить, на войне как на войне. Если потребуется, мы сможем дать им координаты некоторых тайников с деньгами и оружием. Разумеется, там не так чтобы очень много, армию не вооружишь, мы же делали закладки на всякий случай, вдруг германцы прорвутся и придется посольству и миссии действовать в тылу у немцев. Но если вы действительно готовы открыть дополнительное финансирование, то можем эту тему постараться расширить. Но нужно помнить, что за нами пристально наблюдают, особенно сейчас. Граф обернулся. – И раз уж у нас зашел такой разговор, то может, вас заинтересует генерал Иванов? – Весьма! А где он? – В Париже. Но все дело в том, что посол Извольский запретил предпринимать меры на территории союзной Франции. Мостовский усмехнулся и произнес: – Вот как? Интересно. А можно подробнее? Глава V. От Москвы и до Парижа Москва. Пятницкая улица. 17 (30) марта 1917 года – Твою мать… Опять влип в дерьмо! Точнее, в навоз, но суть дела это не меняет. Что за безобразие! Я и в своем времени терпеть не мог всякого рода собачников, потому как их отпрыски (или питомцы?) гадили куда попало и где попало. Но те хотя бы гадили по всяким газонам, а местные коняги заваливали своими результатами жизнедеятельности все дороги, и никакие дворники не были способны с этим оперативно справиться. Теперь я четко понимаю переживания Герберта Уэллса, который пророчествовал, что если прогресс так пойдет дальше, то улицы Лондона будут завалены навозом до второго этажа. Да и Менделеев наш не зря искал варианты быстрого разложения этого всего… э… хозяйства. Стоило мне, пропустив трамвай, попытаться перебежать улицу, как я чуть было не попал под лошадь, но зато попал в навозную кучу посреди дороги, как раз уворачиваясь от второй возможной встречи с лошадью. Увернуться я увернулся, но вот сапоги изгваздал. Но не я один такой, тут такого де… добра полные улицы. Так что следы этого «добра» имелись на обуви у многих. Понятно, почему калоши были весьма популярны в это время. Хотя, разумеется, какие калоши к офицерским сапогам? Впрочем, судя по равнодушной реакции окружающих, эта тема парила отнюдь не всех. Прохожие довольно безразлично переступали попадающиеся на пути навозные кучи, переживая по этому поводу не больше, чем если бы речь шла о простой грязи. Возможно, это у меня с непривычки такая обостренная реакция, но ничего с собой поделать не могу! Вообще, Москва этого времени была городом довольно-таки грязным. Не в пример Питеру. Нет еще того столичного лоска, больше разухабистого хаоса, больше какой-то непосредственности. Заметно меньше автомобилей, чем в Петрограде, да и сама публика на улицах менее респектабельная. Ловлю хмурый взгляд Климовича, и вот уже несколько человек поодиночке начали перемещаться на мою сторону дороги, беря меня в свободную коробочку. Хотя их передвижения вряд ли были кем-то замечены, ведь тут отродясь не было светофоров, переходов и других атрибутов регулирования дорожного потока. Все ехали как попало, а многочисленные пешеходы переходили улицу где попало, точно так же уворачиваясь от проезжающих трамваев, саней, телег и редких автомобилей. Впрочем, зря я злословлю на это время, ведь еще многие десятилетия советской власти пешеходы пересекали дороги по диагонали даже в Москве, а про провинцию и говорить нечего. Как бы то ни было, но улицу я таки пересек. Что ж, Пятницкая этого времени была куда больше Пятницкой, чем в мое время. Все еще основная улица Замоскворечья, толпы спешащих людей, извозчики и стук копыт, крики, возгласы, шум и гам. Чем-то она мне напоминала Новый Арбат моего времени, но только значительно более узкий и низкий. И грязный. И запах другой. И, кстати, еще одна примета этого времени – необычайно много флагов. Флаги встречались настолько часто, что порой казалось, что на каждом доме их по нескольку штук. Имперские флаги, ленты белого, синего и красного цветов, какие-то транспаранты, еще бог знает что. И судя по всему, речь шла не столько о моем Высочайшем визите в Москву или о следствии переноса столицы, сколько о том, что вывешивать знамена было модно и они, в свою очередь, служили элементами наружной рекламы. Хотя и без тщеславия владельцев особняков наверняка не обошлось, вот помню фотографии огромных деревянных кораблей, ходивших по Волге в прошлом веке, так они все были увешаны флагами так, что не дай бог. Причем флагами такого эпического размера, что будь это не фотографии, а картины, я бы с уверенностью сказал, что это какая-то художественная гипербола или больное воображение художника. Но в целом очередная моя вылазка в народ пока не порадовала меня ничем интересным. Да и сам я никакого интереса ни для кого не представлял. Приклеенная борода скрывала мое лицо, а погоны капитана на потертой шинели делали мою военную выправку ничем не примечательной. Подумаешь, капитан! Мало ли капитанов ходит по Москве? Тут меня весьма болезненно толкнули в бок. Чертыхнувшись, я обернулся. – Простите великодушно! Высокий плотный человек сделал неловкий извиняющийся поклон, но с учетом занятых рук у него ничего не вышло. – Пустое, сударь. Я могу вам чем-то помочь? Вижу, вы в некотором затруднении. Незнакомец растерянно оглядел расставленные на мостовой ящики и чемоданы, затем взглянул на две связки книг в руках и благодарно кивнул: – О, милостивый государь, я был бы вам весьма признателен, если бы вы помогли мне погрузить мои вещи на извозчика. – Сию минуту кликну вам извозчика. Я поднял руку, и к нам тут же подъехал «извозчик» из моей личной охраны. Хотя это дело и откладывало мой визит в новое здание Фронтового Братства, но общение с реальным человеком с улицы могло быть по-своему интересным. Погрузив вещи в сани, я позволил себе осведомиться: – Вижу, что отъезд ваш был спешным. Если это не секрет, то что послужило тому причиной? Человек оглядел меня, затем спохватился: – Простите, сударь, разрешите отрекомендоваться – инженер Маршин Александр Тимофеевич. – Капитан Артемьев Владимир Иванович. – Весьма рад знакомству! Мы пожали друг другу руки, и инженер продолжил свое повествование. – Собственно дело в том, что я неожиданно попал в ситуацию, когда мне прямо с утра было отказано в квартире. Впрочем, я должен был догадаться, что этим все закончится. Все к тому и шло. – Почему, позвольте полюбопытствовать? – Потому что я живу… жил в доходном доме, который находится на Пятницкой. – Не уловил связи, уж простите. – Все просто. Вы слышали, вероятно, о том, что в Москву перенесли столицу, будь она неладна? – Разумеется. – Вот с этого мои беды и начались. Вот уже несколько дней из всех крупных зданий, в которых расположены доходные дома, спешным и явочным порядком выселяют всех постояльцев, а сами дома занимают прибывающие из Петрограда министерства и комитеты разного рода. – Что значит явочным порядком выселяют? Силой? – О, нет-нет, все довольно вежливо, всем возвращают уплаченные наперед деньги за квартиру и даже выдают некую сумму в качестве компенсации расходов на переезд. Да и с владельцами доходных домов все чин по чину, долгосрочные договоры найма на очень выгодных условиях, в общем, грех жаловаться, если бы все было не так спешно и неожиданно. Пряник и кнут во всей красе, как у нас это любят делать. Впрочем, сейчас хотя бы деньги платят, а прежде и такого бы не дождались. – И что, никто не возмущался? Инженер пожал плечами и невесело усмехнулся: – А толку? У них на руках бумага о местностях, объявленных на военном положении. Ведь положение никто так и не отменил. Идет война, а посему они имеют право реквизировать для военных нужд все что угодно. Так что с нами еще вежливо обошлись. Действительно, такое положение было и пока не было отменено по настоянию князя Волконского, которому оно как раз и развязывало руки при организации переезда структур в новую столицу. Так что я имел возможность воочию увидеть, как это работает непосредственно на местах. Ну, хотя бы денег дают и договора аренды заключают, а не просто реквизируют. Могло быть и так. – И куда вы теперь? Маршин покачал головой. – Проедусь по доходным домам, может, где-то удастся снять квартирку или хотя бы комнату. Только не на главных улицах, хватит мне одного приключения. Поищу поближе к заводу. Да и дешевле там, цены-то на жилье в Москве вон как выросли, а будут расти еще больше! Вон сколько людей разом стали искать себе новое жилище, да и столичный статус сразу отразился на стоимости жилья. – Позвольте вам дать совет. У меня есть на примете небольшая квартирка по весьма сходной цене. Так случилось, что как раз сегодня я проводил на фронт своего однополчанина, который снимал эту квартиру и только сегодня утром с нее съехал. Правда, это в районе Серпуховской заставы… – О, так это же просто чудесно! Воистину вы мой спаситель! Тем более что это совсем недалеко от АМО, где я имею честь быть инженером. – АМО? – насторожился я. – Это который автомобильный завод? – Точно так. – Да, там недалеко будет. Что ж, Александр Тимофеевич, поезжайте. Вот вам адрес, спросите хозяина и передадите ему, что капитан Артемьев кланялся и просил помочь с квартирой. Надеюсь, мы с вами вскоре свидимся.