» в Телеграм. Ему 23, он фантастически красивый, осторожный, теплый. *** Я долго, да? Я имею в виду, я опоздала на 24 минуты, и телефон у него, конечно, сел. Сквозь стеклянную стену ресторана я смотрю, и там за столиком сидит парень — мой новый парень другого цвета, и я вхожу. А он удивился так и так взволнованно, почти растерянно смотрел, будто два года назад я вышла ночью в пижаме нашу машину перепарковать, села в нее и уехала — и он меня не мог нигде отыскать, и вот теперь я вошла — вот так он смотрел, и так осторожно снимал с меня пальто за одни плечи, и так клал руку на стол открытой ладонью ко мне, но не очень близко, чтобы чувствовалось тепло, но не кожа, будто он боялся, что я могу снова уехать на два года. Он сказал официанту: — Она пришла. И мне: — Я думал, что потерял тебя. *** Ксения и ее темнокожий бойфренд (врач, очки, хороший серый костюм) возвращаются поздно из дальних гостей. Плохой район Петербурга, конечная, внизу на платформе — последний поезд. На станцию за ними спускаются аккуратно подстриженные парни в модных кожаных куртках и красивых тяжелых ботинках — и больше вокруг никого. Он ведет ее за руку, и они не оглядываются и спешат успеть, и парни тоже спешат, и на лестнице они ускоряют шаг, и парни ускоряют шаг, и они срываются и бегут по платформе, и парни бегут, и вот они успели, но и парни тоже успели. Двое держат дверь, а другие — третий, четвертый и пятый — впрыгивают. Дверь закрылась, поезд пошел, они пошли на него. И темнокожий парень снял очки, отпустил руку Ксении и сказал: — Смотри: теперь ты тоже черная. *** — Ты не понимаешь, — говорит Принц и так мягко улыбается, — они никогда тебя не примут. Жена с европейской внешностью в Нигерии — это невозможно. Нет, законом это разрешено, но я имею в виду, это невозможно по всем остальным причинам: традиционным, социальным, религиозным. Этого не допустит в первую очередь семья, а если ты живешь в Нигерии, ты живешь в семье. Он показывает мне на фото свою сестру, своих братьев, свою маму. Он показывает мне свою племянницу и как она любит делать селфи. Он говорит: «Я очень люблю их». Я вижу это. Я гуглю «Лагос люди». Я листаю контрастные карточки: нищета, новые здания из стекла и металла, рынок, мост. Мне приходит в голову мысль, и я проверяю ее, перелистывая картинки назад. Мне не показалось: на улице нет белых. — Этого не допустит общество, — говорит Принц. — Быть европейцем в Нигерии — ад: вся твоя жизнь превращается в страх. Ты не можешь просто идти по улице, тебе нужен автомобиль с охраной. Тебя могут украсть для получения выкупа, твоих детей могут украсть. Не везде, нет — есть бизнес-районы и туристические районы, там всё по-другому, но они — декорация + сервис, ее обслуживающий. Для гостей. — Но подожди. Если какая-нибудь француженка влюбится в нигерийца, захочет открыть там кофейню и печь круассаны, ты хочешь сказать, что… Принц смотрит на меня и улыбается. Он отводит глаза, молчит, потом говорит спокойно: — Кофейню? Радмила. Ты не можешь быть уверена в том, что твои вещи будут принадлежать тебе, и в том, что твоя жизнь будет принадлежать тебе. Ты можешь быть уверена только в одном: всё внимание и презрение окружающих будет полностью принадлежать тебе. *** Принц галантен. В его осанке и тональности речи, в том, как он по-доброму смотрит, и как он спокоен, и как он уверен в себе, я чувствую основания для глубинного благородства. Я не могу угадать, откуда в нем это в его 23? Он учится в университете Германии информационным технологиям. После окончания учебы Принц хочет вернуться домой, в Лагос. Нигерия — ведущий производитель нефти в Африке. Население — 194 миллиона человек, 84,5% из них живут на два доллара в день в условиях нехватки воды и электричества. В северо-восточных регионах 75% жителей никогда не пересекали черту бедности — снизу. Мы идем по буржуазному району Берлина мимо ресторанов в огнях, припаркованных «ягуаров» и «порше», мимо церкви с зеленым ящиком, принимающим одежду для бездомных, мимо благоустроенного парка, мимо большого серого дома с высокими сводами, барельефами на балконах. Принц говорит: — Посмотри, этот дом — как дворец. Я смотрю. Загорается свет, и в огромных окнах видно, как гигантская люстра рисует кружево тени на стены парадного подъезда. Я отвечаю: — Спасибо, что проводил. 27. Сильнее только жена А почему силой называется готовность женщины подавить в себе чувства гнева, обиды, несправедливости, собственные желания? Если ты подавишь в себе чувства (подавишься ими), то ты — не эгоистка, значит, и с тобой можно удобные отношения иметь — ты будешь прогибаться. Подруги будут уважать тебя: Ленка столько стерпела, молодец, сильная баба. — Женщины слишком сильные пошли — в этом беда, — говорит он. — Да? — удивляюсь я. *** — Я его не ревновала вообще. С ним всё равно никто быть не сможет и терпеть его не будет. Сильнее меня там только одна — его жена. Только она может больше вынести и стерпеть, — говорит Сююмбике. То есть возможность «стерпеть больше» мы называем силой, верно? Интересно. А для меня так это как раз слабость. Такой торг, уговор с судьбой: я придавливаю себя за горло и притворяюсь, что ничего страшного не происходит (необязательно радуюсь), за это мне дают что-то, в чем мне удобно. За это я — жена. Что, серьезно? Мне это зачем? *** — А ты хоть раз прогнись, — говорит моя сестра Марина, — ты удивишься. *** — Эй, я в магазин. Что тебе купить? — Ты знаешь, я хочу сосиски. Купи, пожалуйста, мне сосиски. ОК! — Я, через 15 минут, разбирая пакеты: — А где сосиски? — Какие сосиски? *** — Понимаешь, ты ему не по зубам. — Я не понимаю. — Он тебя прогнуть не сможет. — А зачем меня прогибать? Я и так за него. Я гибкая (а), и я за него (б), понимаешь, я непрогибаемо за него. — Но ему ты должна… подчиниться. — Это что, какая-то средневековая игра? Это шутка или что? Я почему должна ему подчиниться? — …Ну ты же… женщина. *** — Гуля, как там твоя сестра Радмила, замуж не вышла? — Нет… Но у нее, по-моему… кто-то есть. Может быть, в этом году… — Гуль, ты не расстраивайся, но сестра твоя вряд ли замуж выйдет. Она уже много слишком повидала, умеет сама о себе позаботиться и не станет дома терпеть какого-то козла. — Ну почему-же обязательно… козла? Может быть, она встретит любовь. — Гуль. 28. Пикап от шефа Как же ловко знакомятся сотрудники ресторанов! (Метод подходит всем.) Иду сегодня в книжный по Берлину, и дождь пошел. Ладно, думаю, оглядываясь, — давно хотела вот в эту модную бургерную на Кантштрассе, и вот: врываюсь, как свежий ветер (почему как), а за стойкой — уверенный такой шеф-повар в черном фартуке (по всему видно). — Ну, как это у вас устроено? — спрашиваю, развязывая зубами шарф. — Мне сесть или что? Или прямо тут? О, это всё меню на стене? Где здесь ваша гордость, что — ваше лучшее? — Во-первых, — отвечает он, — закройте дверь. )) Серьезный весь, а глаза такие смеющиеся, и в них видно: любовь к жизни, к еде, к людям. «Попробуйте это вино, — говорит, — нет? Не нравится? Извините, я в вас ошибся, это не ваше — а вот это, может? Маркус, налей гостье». Я заказала трюфельный бургер и ушла гулять с бокалом по заведению. Оказалось, ресторан больше и другой, чем кажется. Тут, где я вошла, — железный бар и столы, стены из белого кафеля — элегантная такая дорогостоящая столовка, как я люблю, и плюшевая корова за ногу повешена у окна в полный рост, но за поворотом место медленно перетекает в отель. Красивые мужчины в хороших костюмах сидят нога на ногу, огонь горит в дизайнерском камине (звучит не очень, но выглядит, будто гора его выплюнула готовым и сразу такой формы — из термоустойчивого стекла), книги на полках хорошие — мне понравилось место. Музыку, жалко, не помню, ни единого звука, скорее всего, не было вовсе никакой музыки. Он смотрел, я ела. В рот смотрел! Я голодная очень, и еще приборы принесли. Извини, бургер! В общем, было неловко, что он так смотрит, но и приятно тоже. Как только проглотила (с пальцами вместе) последний кусочек, он спросил: — Вкусно? — и сам кивнул, знает ответ.