В голове лениво ворохнулась мысль о помповом ружье, но всерьёз её рассматривать не стал. Не из-за внезапного пацифизма, просто нельзя людей налево и направо валить. И просто нельзя, и в тюрьму лет на пятнадцать заехать желания нет. Ладно, выкрутимся… Андрея, как оказалось, волновало совсем другое. – Похоже, скоро папой стану, – сказал он вдруг. – Чего это? – удивился я. – Вытаскивать влом. – Хорош ерундой болтать. – Серьёзно! Тут я и вовсе дар речи потерял. – Погоди, ты Аньку без презервативов шпилишь? Фролов только фыркнул. – Серый, гонишь, что ли? Я б на одних гондонах разорился! – Вот ты сексуальный террорист! – покачал я головой. – Так у вас всё серьёзно? – Ну да. – А ей сколько лет-то? – Двадцать два. Я покрутил рукой. – Ну два года разницы – ещё туда-сюда… – Год, – поправил меня Андрей. – Я ж семьдесят первого. – А, точно! Дитё октября, блин! Андрей Фролов родился в конце октября и в первый класс пошёл на год позже большинства своих ровесников. – Ну, год – это нормально, – решил я. – Как говорится: совет да любовь. – Иди в жопу, – пробурчал Андрей. – Денег вообще ни на что не хватает, ещё в отпуск на заводе выпихивают. – Ну ты же теперь бригадир! – Только это и успокаивает. Но, если и у Гуревича бизнес звездой накроется, вообще кисло будет. Хотя жаловаться грех. Руки-ноги есть, куда приложить их найду. – У Гуревича и накроется? – фыркнул я. – Брось! Фролов заржал. – Ну да, такой не прогорит. – Он вдруг прищёлкнул пальцами. – Кстати! Женька Зинчук письмо прислал, у него дембель в конце сентября. Женька учился с нами в параллели, и были они с Андреем и в школе, и во дворе, что называется, не разлей вода. Это я до армии больше с Буньковым общался. – Чего-то рано, нет? – удивился я. – Да не, он же на Дальнем Востоке погранцом служит. В отпуск после года не отпустили – до нас оттуда только ехать неделю, а то и дней десять, – вот и уйдёт на месяц раньше остальных. Мы ещё немного потрепались, потом просто сидели молча, а ближе к десяти начали сворачивать снасти. Свой улов я пожертвовал на пропитание Андрюхиного кота и домой пошёл налегке, с одной только разобранной на колена удочкой. У подъезда встретил тётю Софью – стройную миловидную женщину лет тридцати пяти, которую не портил даже излишне крупный нос; в этом отношении курносая Зинка уродилась в папеньку. Соседка ходила выхлопывать коврик, и я вежливо придержал открытой подъездную дверь, а после вызвал лифт. – Зина уже встала? – спросил, когда мы начали подниматься. – Она вчера просила сказать, когда можно будет зайти кабельное посмотреть. – Они отцу все уши кабельным уже прожужжали, – пожаловалась тётя Софья и предложила: – Лучше сам спроси. В этом возрасте семь пятниц на неделе, сразу и узнаешь, какие у неё планы на день. Фраза «в этом возрасте» была заметно выделена интонацией, поэтому даже пожалел, что затеял разговор, но отнекиваться не стал и вслед за соседкой вышел на седьмом этаже. Тётя Софья, открыла дверь и с порога объявила: – Зина! К тебе Сергей пришёл! – А после сообщила мне: – В детской она. Я прислонил в углу бамбуковую удочку, разулся и двинулся к Зинке. Та сидела за письменным столом спиной к двери, но сразу оглянулась и разрешила: – Серёжа, заходи! В комнате стоял запах чего-то химического, я потянул носом воздух и спросил: – Чем пахнет? – Ногти крашу, – сообщила Зинка, развернулась на стуле, вытянула ногу и закинула её на диван. – Нравится? – Красиво, – честно признал я, но высказывание это относилось отнюдь не к нежно-розовому цвету ногтей. Просто после легкомысленного движения девичье бедро оказалось едва-едва прикрыто полой коротенького халатика, и вид стройной ноги вызвал в организме вполне оправданные в этой ситуации позывы. А как иначе? Всё же третья неделя пошла, как с Алёной переспал… Миг Зинка помедлила, довольная произведённым эффектом, потом встала из-за стола и выдвинула верхний ящик, который оказался заполнен магнитофонными кассетами. – Ничего себе! – произнёс я, радуясь хоть какой-то возможности отвлечься, и полюбопытствовал: – И откуда такая коллекция? – Серёжу помнишь ведь? – спросила девчонка, сосредоточенно водя острым ноготком по футлярам где с печатными, а где и с рукописными наименованиями групп и альбомов. – Патлатого? – уточнил я. – Ага, – подтвердила Зинка. – Пытался за мной ухаживать, музыку разную давал слушать. Что нравилось или он переписывал, или я сама потом кассеты в звукозаписи покупала. – А что же ухаживать перестал? – спросил я и с усмешкой предположил: – Ксюша-разлучница отбила? Зинка забавно наморщила вздёрнутый носик, стрельнула на меня серыми глазищами и покачала головой. – Не угадал. Я просто тебя из армии ждала, так ему об этом и сказала. – Ой, да не заливай! Девчонка передёрнула плечами, но на этой своей версии настаивать не стала. – Его Фил пригрозил поколотить, – со вздохом признала она. – А Фил здоровый, сто сорок от груди жмёт, если не врёт. – А Фил – это… – начал я и закончил с вопросительной интонацией. – Филипп Зимин, одноклассник мой, – пояснила Зинка. – Да ты его видел! Помнишь ещё с этажа прогнал? – А! – сообразил я. – Бычок! Девчонка хихикнула и принялась разглядывать ногти. – И вот Филу я сказала, что жду парня из армии, и ему ничего не светит, – объявила она и протянула две кассеты. – Держи! Это «Наутилус». Подкассетники были подписаны как «Князь тишины» и «Чужая земля», я повертел их в руках и сказал: – Да я вообще зашёл узнать, когда придёшь кабельное смотреть. Зинка ненадолго задумалась. – Сегодня воскресенье, так? – уточнила она. – В два дома будешь? Яша «Чудеса на виражах» смотреть останется, а Нинка с подружкой гулять умотает. Хоть мешать не будут. Лично я понятия не имел, когда по выходным на кабельном канале трансляция спутникового «Super channel» сменяется показом видеофильмов, но вслух высказывать свои сомнения не стал. Если что – музыку послушаем. – Буду, – уверил я девчонку. – Заходи. – Пока-пока! Уже у себя я запоздало посмотрелся в зеркало, но волновался по поводу внешнего вида напрасно. Нос если и казался припухшим, то лишь самую малость, да и ссадина на лбу нисколько не бросалась в глаза. Тогда заглянул на кухню к дядьке, который сидел за столом и читал газету. – Что пишут? – Пишут, в городе-герое Москве прошёл первый конкурс стриптиза! – просветил меня дядя Петя и покачал головой. – Срамота! – «О, времена! О, нравы!» ещё скажи! – усмехнулся я, открыл холодильник и сразу его закрыл, поскольку смотреть внутри было абсолютно не на что. – Тебе в ночь сегодня, – напомнил дядька.