— А теперь скажи мне, Джо Дойл, — промолвил старший брат, — мы вот что из твоих рассказов уяснили. Ма твоя родилась в Белфасте, и отец твоей ма жил в Белфасте, хоть ты его знать не знаешь, и даже лавчонку кое-какую он у себя держал… Джо настороженно кивнул. Вкрадчивый тон старшего из братьев ему совсем не нравился, и Джо уже потихоньку начинал осматриваться, выискивая наиболее благоприятный путь для бегства. К несчастью, ему не повезло повстречаться с тремя ирландцами возле небольшого салона для курящих, где собирались лишь наиболее благовоспитанные и тихие из всех пассажиров третьего класса. Словом, на помощь этой братии в случае непредвиденных осложнений Джо рассчитывать бы не стал. Кроме того, у всех троих ирландцев были огромные кулаки-кувалды и ножищи обхватом с молодое деревце; все трое были великанского росту и имели косую сажень в плечах. С такими побоялась бы связываться даже самая отчаянная голова. Джо и не хотел доводить до драки, которая, как казалось, уже созрела, точно спелое яблочко. Но бежать ему было некуда. Напрягшись, Джо исподлобья смотрел на братьев и ожидал вопроса. — Но вот что мне интересно, — задумчиво продолжал старший брат. — Всякий порядочный человек должен знать свои корни. Уверен, что твоя ма — порядочная женщина, иначе она не воспитала бы такого славного парня, как ты. — Поддерживаю! Поддерживаю! — тоном высокомерного олдермена воскликнул средний брат и потряс кустистой курчавой бородой. — И вот я подумал тогда, — старший брат вдруг положил обе тяжеленные руки Джо на плечи, и Джо ощутил, как напряглись и заныли его мышцы, — ну, твоя ма, конечно, знает, кем был её дед и где он-то жил! Холодная невидимая рука с острыми коготками тут же выпустила сердце Джо. — М-мой… прадед, что ли? — переспросил он чуть испуганно. — Ага! — весело подтвердил младший из братьев и стал скрести подбородок. — Конечно, твоя мать об этом знает. И ты должен знать, ведь твоя мать порядочная женщина, в конце концов. Если она — та самая, которую я с тобой видел в столовой, знаешь, с каштановыми волосами, у неё ещё платье такое светлое, выгоревшее на солнце… — Она, она, — подтвердил Джо осторожно, — вот это — моя ма. — Вот и славно! — воскликнул молодой ирландец. — По лицу у неё видно, — доверительным тоном обратился он к братьям, — что она — женщина порядочная и правильная, не то что эти ваши англичанки с лошадиными зубами и лошадиными шеями. Миссис Дойл, бесспорно, понравилось бы, что слухи об её благонравии распространились по всему кораблю, но Джо это, однако, нисколько не вдохновляло. Поскольку три брата сошлись в убеждениях, они с возросшим нетерпением уставились на Джо и хором потребовали: — Колись! — Да не знаю я особо! — выпалил Джо. — Ну, вроде тоже он из Белфаста; дед свою лавочку не сам построил, а по наследству получил! Сдалась бы она ему, когда он еле сводил концы с концами! По красноносым лицам братьев тотчас расплылись одинаковые хитроватые усмешки. Переглянувшись, они обменялись толчками в бока, и на их щёки излился здоровый яркий румянец. Старший брат густо расхохотался и с королевской непринуждённостью подтащил немного удивлённого Джо к себе. — Я же говорил! — воскликнул он. — Кто бы там ни был твой па, малец, ты из наших, и это не может не радовать, слышишь? — Слышу, — осмотрительно согласился Джо. От грубой куртки старшего брата несло табаком, потом и вульгарными женскими духами. — Конечно, я всё хорошо разобрал. — Так и не спрашивай тогда больше об очевидных вещах, — напутствовал его старший брат и, хлопнув по плечу, отпустил. Джо на ватных ногах неуверенно проковылял прочь и замер чуть поодаль. Все три брата смотрели на него, не отрываясь, блестящими глазами и, кажется, оценивали. Во всяком случае, Джо так казалось, поэтому он не торопился уходить. — А знаешь что, — вдруг произнёс старший из братьев и стал копаться у себя в глубоких карманах, — я тут подумал, что ты, собственно говоря, отменный малец и просто так, без награды, отпускать тебя было бы не очень хорошо. Он вытащил из кармана плотно завязанный полотняный мешочек, прокрутил тот несколько раз по часовой стрелке и, прицелившись, метнул Джо в руки. Джо цепко схватил мешочек и взвесил его на ладони. Казалось, что внутри вообще ничего нет. — Это что? — спросил он. Старший из братьев безмятежно повёл плечами. — Табак, — ответил он. — Табак? — Он самый, родимый, — спокойно подтвердил старший брат и вытащил из другого кармана точно такой же мешочек, — я видел, что ты его жуёшь. Я сам начал им баловаться в одиннадцать, поэтому я и делюсь с тобой: ты ирландец, и ты мне по сердцу. — Только не показывай матери, — погрозил Джо пальцем младший брат и опять рассмеялся, — ей это не понравится, точно не понравится, потому что она — женщина порядочная. — Да уж не покажу, — пробормотал Джо. — Спасибо вам за вашу щедрость! Без табака для меня уже и жизнь не та! Джо начал жевать табак совсем недавно. Во всяком случае, он точно мог бы сказать, что полгода назад ещё не притронулся бы к табаку ни в каком виде. Всё-таки миссис Дойл оправдывала своё звание порядочной женщины, и она всеми силами старалась окультурить и облагородить детей, хотя условия жизни у них были не самые лучшие. Миссис Дойл пришла бы в ярость и избила бы Джо скрученным полотенцем, если бы узнала, что Джо балуется табаком. Но Джо давно уже уяснил и взял на вооружение простое и действенное правило: чтобы миссис Дойл не расстраивалась попусту, ей не нужно было знать слишком много. В последнее время министры и меценаты изо всех углов и щелей кричали трубными, хорошо поставленными голосами с особым аристократическим прононсом: «Знание — сила! Знание обеспечивает прогресс! Прогресс — лучшая жизнь! Знание — лучшая жизнь!» Но Джо, как и миссис Дойл, был человек практичный и учился разделять знание на обязательное и необязательное. Школьное образование не входило в список того, что он должен был получить для комфортной жизни. Джо не стеснялся прогуливать занятия, и, хотя он и говорил себе подчас, что посещал бы уроки чаще, не живи их семья в таких стеснённых условиях, бывали времена, когда он признавался самому себе: даже если бы мистер Дойл не играл, спал и волочился за женщинами в рабочее время и приносил бы домой достойные деньги, он, Джо, всё равно бы пропускал школу и не испытывал по этому поводу даже отзвука стыда. Как Джо считал, в школе всё равно не давали никаких полезных знаний. Умение красиво писать и складно декламировать стишата не давали ему преимущества при устройстве на работу; эти навыки были бесполезны и не приносили даже личного удовлетворения, поэтому Джо и не посещал уроки. Мир портов, узких улочек и широких площадей был настоящим миром, и именно туда Джо и стремился изо всех сил, потому что школа быстро заканчивалась, а борьба за выживание продолжалась от первого вздоха до последнего. И именно там, в настоящем мире, Джо и начал пробовать табак. Впервые это произошло случайно: один матрос, которому Джо неплохо помог, в знак благодарности подарил несколько свежих булок и мешочек с горстью чего-то клейкого, с терпким запахом, тёмного, издали похожего на почву. — Это жуют, — объяснил матрос недоумевающему Джо. — Тебе понравится. Поначалу табак вызвал у Джо отвращение. Первую порцию он и вовсе выплюнул, потому что его едва было не стошнило. Вторую он начал жевать уже машинально, через несколько дней после того, как поклялся себе, что к мешочку этому не притронется и отраву эту даже в руки не возьмёт. Когда волнение и тревога, типичные для всей семьи Дойлов в безденежном конце месяца, накатили на него, Джо обнаружил, что держит в руках подаренный мешочек, а во рту у него — та самая ядовитая мешанина. Вкус у неё не стал приятнее, но она успокаивала, и поэтому Джо жевал её жадно и неутомимо. Через два месяца, если бы у него отобрали мешочек, он возмутился бы и всеми силами постарался бы вернуть утраченное добро. Расслабиться ему теперь удавалось лишь тогда, когда табак был у него за щекой. Бетти знала о пристрастии брата и не раз выговаривала ему за это, но Джо не обращал на неё внимания: Бетти всё-таки пообещала ничего не рассказывать матери. Когда Джо вернулся в каюту, мистера и миссис Дойл там не оказалось. Бетти сидела на койке, поджав ноги, и терпеливо пыталась вязать. Руки у неё дрожали. — Где ты болтался? — спросила она, стоило Джо открыть дверь. — Разговаривал с парочкой ребят, — пожал плечами Джо, — знаешь, они просто милейшие люди. — А, — неопределённо бросила Бетти. — А вот ма с па снова ушли. Они думают, что стали молодыми, когда попали на этот корабль. Ма с па сейчас в обеденном зале и наверняка пляшут. — Оба? — удивился Джо. Он не мог представить себе миссис Дойл лихо отплясывающей в окружении таких же безумных танцовщиков. Миссис Дойл для него даже младенцем была серьёзной, мрачной и сдержанной. — Да, — кивнула Бетти, — вся палуба сходит с ума. Я говорила со стюардом. — Я знаю, — подхватил Джо, — через час бросим якорь. Бетти вдруг отбросила вязанье и соскочила с кровати. Её глаза горели. — Джо, — сказала она плаксивым голосом, и на глазах её показались слёзы, — давай отсюда сойдём! Квинстаун — последняя остановка, это далеко от всех мест, где мы раньше жили. Нас никто не найдёт! Джо посмотрел на неё с тревогой. — Ты чего это, Бетти? Ты здорова? Щёки Бетти пожирал яркий румянец. Она прижала дрожащие руки, обтянутые желтоватой кожей, к впалой груди, и повесила голову. Причёска её пребывала в беспорядке. — Я не знаю, что со мной, — пробормотала она, — только мне очень грустно… мне кажется, что нам не надо было садиться на этот корабль. Джо быстро подошёл к ней и обхватил за плечи. Бетти содрогалась от рыданий и прятала мокрое лицо у него на груди; он мог чувствовать жар её тела. Джо испуганно отодвинул сестру и коснулся ладонью её лба — действительно, у Бетти поднялась температура. — Что за глупости ты говоришь, мелкая, — Джо аккуратно подвёл её к койке, — конечно, нам всем повезло, что мы попали на этот корабль. Чего ты перепугалась? Разве нам есть, чего бояться? — Я… я не знаю, — шмыгнула носом Бетти и опрокинулась на спину. Она лежала на койке, раскинув руки, и застывшим влажным взглядом смотрела в потолок. Её глаза блестели влажным и бессмысленным блеском, порозовевшие губы слегка приоткрылись. Румянец покрывал уже не только её щёки, но и шею, и лоб, и даже кончики ушей. Джо обеспокоенно приложил ладонь к лицу Бетти снова — она как будто горела. — Слушай, — сказал он, — давай-ка я схожу за врачом. У тебя бред, мелкая! — Нет! Бетти вцепилась в него с яростной силой волка, не успел Джо подняться. Бетти подтянула его к себе и резко дёрнула за запястье (Джо показалось, что его кости затанцевали). Он вынужден был присесть на край койки снова. Бетти сжимала его руку, как в капкане; пальцы его постепенно немели: кровь к ним не поступала. — Мне страшно, — сказала Бетти. — Помнишь, как мы чуть не врезались в тот пароход? — Это было всего один раз, — покачал головой Джо, — и что в этом такого? На море всякое случается. Ты просто в доки не ходила. — Но я видела одного человека, — Бетти беспокойно перевернулась на бок и подсунула кулак под голову. Её тело била крупная дрожь, — он стоял рядом со мной на палубе и тоже всё это видел. Он сказал, что такие дела — это признак чего-то нехорошего. Он отказался плыть дальше. Сошёл в Шербуре… Он… он сказал, что с кораблями, которые так выходят в море, лучше дела не иметь. — Нашла кого слушать! — фыркнул Джо. — Да я тебе таких предсказателей могу пачками натаскать, разве же от этого их кудахтанье станет правдивым? Просто он напугался, да ещё и тебя напугал, идиот грошовый… Слушай, Бетти, разве ты хочешь жить так же, как мы жили раньше? С кучей долгов и этими отцовскими… — он скривился, — женщинами? Бетти выдохнула так тяжело и грустно, словно она уже умирала: — Нет… — Ну и смысл тогда тебе расстраиваться? Мы от них от всех сбегаем. А в Квинстауне они нас найдут, — сказал Джо. — Найдут, как пить дать. Это ведь тоже Англия. И па посадят в долговую, а нам придётся пахать ещё усерднее, и всё почему? Потому, что ты вдруг испугалась какого-то непонятного парня? — Я раньше не боялась, мне раньше тут всё нравилось, — сказала Бетти и всхлипнула. Её ресницы слиплись. — Ну а потом… я сидела тут одна и вязала, и вот вдруг… вдруг я поняла, что совсем немногое отделяет меня от воды, и от всего, что там, в этой воде, и от смерти, и от… — она скукожилась, подбирая колени к груди, и крепче обхватила руку Джо. — Эй, эй, — свободной ладонью Джо похлопал её по голове, — эй, Бетти, не расклеивайся ты так. Ну да, под нами — вода, но, когда мы ходим по земле, разве под нами в этот момент не лежат кости наших предков? Тебя ведь это не пугает, правда, Бетти? Чего же тогда ты так страшишься этой дурацкой воды? Вода и вода. Плавать ты умеешь. Бетти тяжело вздохнула. — Это так ненадёжно… и страшно, — она ткнулась носом в подушку. — Я не хочу оставаться одна. Ты обещаешь, что ты никуда не уйдёшь, Джо? — Я всё время здесь, — уклонился от ответа он, — куда я могу деться, Бетти? Ты же моя сестра. Глупая сестрица… Бетти прильнула к подушке щекой.